Горечь войны

Фергюсон Ниал

Открытым остается вопрос: рассчитывала ли Германия в 1914 году просто расколоть Антанту и тем самым достичь дипломатического успеха – или же она всегда собиралась начать войну в Европе (все равно, “превентивную” или откровенно захватническую). В этом контексте важно, что во время разговора кронпринца с Джозефом Грю германский Генштаб был озабочен главным образом реконструкцией стратегических железнодорожных магистралей, которая, как планировалось, заняла бы несколько лет и откладывалась, как отметил рейхсканцлер в апреле, до 1915 года ¹⁰². Как бы то ни было, ясно, что военачальники Германии, вопреки мифу о “молниеносной войне”, в августе 1914 года не надеялись отпраздновать Рождество на Елисейских полях ¹⁰³.

Неготовность

Немцам оставалось утешаться лишь тем, что некоторые из потенциальных противников были готовы к войне в гораздо меньшей степени. Так, франкоязычные офицеры бельгийской армии относились к своим подчиненным-фламандцам примерно так же, как австрийские командиры к бравому солдату Швейку и его товарищам. Недавние подсчеты показали, что в 1840 году численность бельгийской армии составляла 1/9 прусской и 1/5 французской, а в 1912 году – 1/40

и 1/35 соответственно. В расчете на душу населения Швейцария тратила на нужды обороны на 50% больше, Голландия – на 100% больше, Франция – в 4 раза больше. В 1909 году, несмотря на яростное сопротивление фламандцев-католиков, действительную военную службу сделали обязательной для одного сына из каждой семьи. При этом, однако, срок службы снизился до 15 месяцев, а армейский бюджет остался прежним. Наконец, 30 августа 1913 года был принят закон, в соответствии с которым ежегодный набор рекрутов увеличился с 15 до 33 тысяч (в результате отмены освобождения от службы младших сыновей в семье). Бельгийское правительство стремилось к армии военного времени со штатами в 340 тысяч человек. Одновременно шла реорганизация вооруженных сил. Увы, эффект от этих реформ проявиться не успел, и в июле 1914 года было мобилизовано лишь 200 тысяч человек. Притом бельгийские войска имели лишь 120 пулеметов, а тяжелой артиллерией не располагали вовсе ¹⁰⁴.

Не лучше была готова к войне и держава, торжественно пообещавшая защищать бельгийский нейтралитет. Несмотря на опыт войны с бурами, выявивший недостатки английской армии, к 1914 году ни одна из партий не сделала почти ничего для их исправления ¹⁰⁵. С точки зрения либералов введение всеобщей воинской повинности (шаг, рекомендованный подряд тремя официальными комиссиями) было табу, а проект лорда Робертса предвещал серьезные неприятности. Наибольшее, что удалось сделать Холдейну на посту государственного секретаря по военным делам, – это организовать Территориальную армию: вспомогательные добровольческие формирования. Если прибавить к ним резервистов, личный состав ВМФ и солдат-англичан из Индийской армии, то число мужчин-британцев, “состоящих на военной службе в мирное время”, достигает примерно 750 тысяч ¹⁰⁶. Беккет утверждал, что около 8% мужчин в том или ином виде прошли военную службу (в том числе солдаты йоменских полков и позднее Территориальной армии) и что около 2/5 английских подростков накануне войны состояли в военизированных молодежных организациях наподобие скаутов или в ВВ (Boy’s Brigade – “Бригады мальчиков”). Однако всех этих людей едва ли стоит рассматривать как резерв для регулярной армии, особенно учитывая, что лишь 7% солдат Территориальной армии были готовы нести службу за границей ¹⁰⁷. Когда Айра Кроу предложил Генри Вильсону в случае войны отправить территориальные части во Францию, тот вспылил: “Что за удивительное непонимание войны! Без офицеров, без транспорта, без мобильности, без желания выступить, без дисциплины, без современного вооружения, без лошадей и т. д. Даже Холдейн сказал, что ничего не выйдет” ¹⁰⁸. Регулярная армия, на которую было возложено исполнение английских обязательств, оставалась микроскопической: 7 дивизий, в том числе 1 кавалерийская (против 98 с половиной немецких). Генри Вильсон заявил Робертсу, что это “на 50 меньше, чем нужно”. Лорд-канцлер граф Лорберн в январе 1912 года выразился в том же духе: “Если начнется война, мы не сумеем спасти [Францию] от нападения. Если мы намерены придерживаться нынешнего курса, то, чтобы добиться хоть чего-нибудь, нам потребуется отправить не 150 тысяч человек, а не менее полумиллиона” ¹⁰⁹. Более того, новобранцев, как и прежде, брали (по словам германского посла в 1901 году) из “отребья… людей морально деградировавших, идиотов, недомерков, ничтожеств” ¹¹⁰. Возможно, эта характеристика чересчур жестока, однако невозможно отрицать, что в английскую регулярную армию набирали в основном полуобразованных юношей из семей неквалифицированных рабочих ¹¹¹. Несмотря на перемены в Генштабе, в офицерском корпусе преобладали люди, чьим главным достижением была отличная посадка на лошади во время охоты ¹¹². Ощущалось сопротивление принятию на вооружение пулемета, а запасы боеприпасов создавались исходя еще из опыта войны в Южной Африке ¹¹³. Мало что было сделано и для того, чтобы учесть экономические уроки войны с бурами. Несмотря на предупреждения комитета Мюррея, Военное министерство, как и прежде, опиралось на узкий круг поставщиков и подрядчиков ¹¹⁴. В общем, почти ничего не было сделано для того, чтобы Великобритания смогла оказать действенную помощь французам в вероятной войне с немцами. Британия попросту оказалась не готова к войне ¹¹⁵. Со временем Комитет обороны империи, несмотря на попытки Эшера (возможно, и из-за них) свести на нет участие в событиях на континенте, перестал быть ареной для выработки военно-политической стратегии и вместо этого сосредоточился на тыловом обеспечении войск в соответствии с мобилизационными расписаниями. В итоге аппаратные разногласия к началу войны были не вполне улажены ¹¹⁶.

В этом отношении доводы, высказанные Вильсоном в августе 1911 года на “военном совете” Комитета обороны империи, были лицемерием. Вильсон, как и кайзер, не считал, что немногочисленные солдаты экспедиционных войск сыграют “существенную роль” в войне с Германией: он просто рассчитывал усилить позиции Военного министерства на случай аппаратной войны с Адмиралтейством.

Французское правительство во время Июльского кризиса 1914 года и после него неизменно утверждало, что недвусмысленного обещания англичанами помощи Франции на раннем этапе оказалось бы достаточно для того, чтобы сдержать Германию. Это заявление впоследствии повторяли критики Грея, в том числе Ллойд Джордж и Лэнсдаун, а также Альбертини (лучший исследователь непосредственных причин войны) ¹¹⁷. Но факт остается фактом: слабые экспедиционные силы не могли вызвать беспокойства у германского Генштаба ¹¹⁸.

По мнению Джона М. Гобсона, в первую очередь более широкое участие Англии в событиях на континенте (то есть отправка регулярных частей большей численности) могла удержать немцев от нападения на Францию ¹¹⁹. Однако это равносильно современному доводу в пользу введения всеобщей воинской повинности и, как мы увидим, при либеральном правительстве может быть сочтено делом политически невозможным ¹²⁰. В августе 1910 года Ллойд Джордж заявил Бальфуру (тогда они заигрывали с идеей коалиционного правительства), что введение всеобщей воинской повинности не стоит на повестке дня из-за “вопиющей предвзятости, которая возникнет, если предположить, что правительство помыслит о чем-либо подобном” ¹²¹. 25 августа 1914 года на заседании кабинета министров доводы Черчилля о “необходимости введения воинской повинности” все присутствующие, в том числе Асквит и Ллойд Джордж, отвергли – на том основании, что “народ не будет слушать эти предложения” ¹²². Тактика англичан, по словам Грея, заключается в том, чтобы “проводить европейскую политику, не содержа при этом большую армию” ¹²³. Это, вероятно, одно из сильнейших заблуждений англичан.

Глава 5

Государственные финансы и национальная безопасность

Почему немецкие и английские военные эксперты не исправили положение, когда осознали, что ресурсов для осуществления их планов недостаточно? Очевидный ответ таков: внутриполитическая ситуация не позволяла формировать огромные армии, о которых мечтали Эрих Людендорф, Генри Вильсон и им подобные. Маркиз Солсбери, тронутый полученным приглашением на конференцию о разоружении, 24 октября 1898 года высказался о противоположном явлении:

Постоянное стремление почти всех наций увеличивать свои вооруженные силы и повышать и без того огромные траты на средства ведения войны. Совершенствование средств [ведения войны], их чрезвычайная дороговизна, ужасные жертвы и разрушения, которые повлекло бы их широкое применение, без сомнения, служили серьезным фактором, удерживающим от войны. Однако если это продолжается долго, бремя, налагаемое этим процессом на народы, породит тревогу и недовольство, угрожающие внутреннему порядку и международному спокойствию ¹.

Но насколько тяжелым в действительности было “бремя”? Насколько велики расходы на оборону? Эдварду Грею, выступившему в марте 1911 года в Палате общин, они казались почти уже “неприемлемыми”: большими настолько, что они “в конце концов должны разрушить цивилизацию [и] привести к войне” ². Некоторые историки согласились с Греем, что этот, прежде всего, неприемлемый масштаб военных расходов выведет Германию из гонки морских вооружений с Великобританией и сухопутных – с Россией и Францией. Правда, требует объяснения парадокс: стоимость гонки вооружений не была очень уж высокой.

Таблица 12. Военные расходы великих держав, 1890–1913 гг. (млн ф. ст.)

источник: Hobson, Wary Titan, pp. 464f.

Из-за разницы терминов в бюджете разных стран сравнительные показатели военных расходов получить очень трудно. Так, оценка военных расходов Германии в 1913/14 году в зависимости от метода исчисления колеблется от 1,664 до 2,406 миллиона марок. Приведенное здесь число – 2,095 миллиона марок – получено путем исключения статей, не определенных в бюджете как сугубо оборонные (расходы на железные дороги, внутренний водный транспорт и т. д.), и учета расходов, не включенных в бюджет армии и флота, однако имеющих недвусмысленно стратегическое назначение ³. С подобными проблемами исследователь сталкивается при анализе бюджета любого государства. Впрочем, современные ученые поработали над решением этих проблем, и теперь затраты на гонку вооружений можно оценить довольно точно ⁴.

Примерно до 1890 года содержать армию и флот было сравнительно дешево – даже для такого активного строителя империи, как Англия. Военные экспедиции вроде отправленной Гладстоном в 1882 году в Египет почти ничего не стоили. Оборонные бюджеты великих держав в начале девяностых годов XIX века не были особенно больше, чем в начале семидесятых годов. Как показано в таблице 12, положение изменилось в два предшествовавших 1914 году десятилетия. Суммарные военные расходы (в пересчете на фунты стерлингов) Великобритании, Франции и России выросли на 57%. В случае Германии и Австрии суммарные военные расходы были еще выше: около 160%.

Рисунок 3. Военные расходы европейских стран, 1890–1913 гг. (сопоставимые цены; млн ф. ст.)

источник: Hobson, Wary Titan, pp. 464f.

До 1914 года германский, французский, российский и британский оборонные бюджеты (рис. 3) мало отличались друг от друга в абсолютном выражении (я не учитываю здесь стоимость Англо-бурской [1899–1902] и Русско-японской [1904–1905] войн). В 1900–1907 годах Германия обогнала Францию – главным образом из-за расходов на соревнование с Англией в области военного судостроения. После 1909 года наметилось ускорение темпов роста бюджета всех держав, кроме Австро-Венгрии. В расчете на душу населения, однако, Германия отставала и от Англии, и от Франции. Военные расходы Германской империи на душу населения в 1913 году составляли 28 марок, во Франции – 31 марку, в Англии – 32. Кроме того, в Германии на оборону приходилась меньшая доля государственных расходов. В 1913 году они составили 29% (во Франции и Англии – 43%) ⁵. Разница становится очевидной также, если мы суммируем бюджетные показатели, с одной стороны, Великобритании, Франции и России, а с другой – Германии, Австро-Венгрии и Италии (рис. 4). В 1907–1913 годах страны Антанты ежегодно тратили в среднем на 83 миллиона фунтов больше, чем страны Тройственного союза.