Гори, ведьма, гори! (сборник)
Шрифт:
Я прервал его.
– Минутку. Билл, ты ведь сказал: Бриттис, кто бы она ни была, тень или иллюзия, утверждала, что она не демон, не суккуб. Ты начал передавать его слова: «Она сказала, что она…» – и смолк. Но кем она себя считала?
Казалось, Билл колеблется, затем он медленно ответил:
– Она сказала, что была девушкой, бретонкой, пока не стала… тенью из Иса.
Мадемуазель откинула назад голову и безудержно рассмеялась. Она положила свою руку на мою.
– Тень злой Дахут Белой! Алан де Карнак, одна из моих теней!
Лицо де Кераделя оставалось
– Вот как? Теперь я понимаю. Так. Ну, доктор Беннет, если принять вашу теорию о колдовстве, то с какой целью это было сделано?
Билл ответил:
– Вероятно, деньги. Надеюсь со временем узнать точно.
Де Керадель откинулся назад, благосклонно поглядывая на Лоуэлла. Он сказал:
– Не обязательно деньги. Цитируя доктора Карнака, возможно, это искусство ради искусства. Проявление истинного художника. Гордость. Некогда я знавал… ну, несомненно, суеверные люди назвали бы ее ведьмой… так вот она гордилась своим мастерством. Это заинтересовало бы вас, доктор Лоуэлл. Дело происходило в Праге…
Лоуэлл вздрогнул. Де Керадель вежливо продолжал:
– Подлинный художник, она практиковалась в своем мастерстве, или использовала свой разум, или, если предпочитаете, доктор Беннет, исполняла колдовские обряды исключительно ради удовольствия, которое получала как художник. Между прочим, она умела заключать что–то от убитых ею в маленьких кукол, точное подобие убитых, и оживляла этих кукол; и затем они выполняли ее приказания… – Он заботливо наклонился к доктору Лоуэллу: – Вам плохо, доктор Лоуэлл?
Лоуэлл был бледнее бумаги. Глаза его, устремленные на де Кераделя, были полны ужасом. Он пришел в себя и твердым голосом сказал:
– У меня случаются прострельные боли. Ничего страшного. Продолжайте.
Де Керадель сказал:
– Подлинный художник… да, ведьма, доктор Беннет. Но я назвал бы ее не ведьмой, а владелицей древних тайн, утраченной мудрости. Из Праги она отправилась в этот город. Приехав, я попытался отыскать ее. Узнал, где она жила. Но увы! Она и жившая с ней племянница сгорели, со всеми своими куклами и вместе с домом. Загадочный пожар. Откровенно говоря, я почувствовал облегчение. Я немного побаивался этой кукольницы. Не таю зла против тех, кто организовал ее уничтожение, если оно было организовано. В сущности… это может показаться бессердечным, но вы, мой дорогой доктор Лоуэлл, поймете, я уверен… в сущности, я даже благодарен им… если они существуют.
Он взглянул на часы и сказал дочери:
– Дорогая, нам пора идти. Мы уже опоздали. Время прошло так приятно, так быстро… – Он помолчал и сказал подчеркнуто, медленно: – Если бы я обладал той властью, которой обладала она, а она обладала этой власть, я, доктор де Керадель, не боялся бы ее… Если бы я обладал этой властью, ни один из тех, кто мешал мне, становился на моем пути, не прожил бы долго…
– Он пристально посмотрел на Лоуэлла, затем на Билла, Элен, наконец на меня… – Я уверен, что даже моя благодарность не спасла бы их, не спасли бы и те, кто их любит.
Наступило молчание. Его нарушил Билл:
– Откровенно сказано, де Керадель.
Мадемуазель с
– Жду вас завтра, Алан де Карнак. В восемь. У нас есть что сказать друг другу. Не подведите меня.
И что–то сунула мне в руку.
Де Керадель сказал:
– Скоро будет готов мой главный эксперимент. Хотел бы, чтобы вы были свидетелем, доктор Лоуэлл. И вы, доктор Карнак. Вам будет особенно интересно. А до того времени – adieu.
Он поцеловал руку Элен, поклонился Биллу. Я подумал со странным предчувствием, почему он не пригласил и их.
У дверей мадемуазель повернулась, слегка коснулась щеки Элен. Сказал:
– Вот сюда вас поцелует тень…
Смех ее прозвучал, как шелест маленьких волн. Она и ее отец сели в ожидавший автомобиль.
7. ЛЮБОВНИК КУКОЛЬНИЦЫ
Бриггс закрыл дверь и ушел. Мы вчетвером молча стояли в холле. Вдруг Элен топнула ногой и яростно заявила:
– Будь она проклята! Пыталась заставить меня чувствовать себя рабыней. Как будто я одна из твоих любовниц, Алан, И королева с насмешкой это заметила.
Я улыбнулся, потому что это почти точно совпало с моими мыслями. Она гневно сказала:
– Я видела, как она с тобой шепталась. Вероятно, приглашала к себе в любое время. – И стала извиваться, будто надевала спасательный жилет.
Я раскрыл руку и посмотрел, что сунула туда мадемуазель. Чрезвычайно тонкий серебряный браслет, лента в полдюйма, почти такая же гибкая, как тяжелый шелк. В браслете полированный, грубо овальной формы черный камень. На его гладкой верхней грани заполненный каким–то красноватым материалом символ власти древнего бога океана, у которого было множество имен задолго до того, как греки прозвали его Посейдоном: трезубец, которым он управляет своими глубинами.
Один из загадочных талисманов смуглого маленького азильско–тарденуазского человека, который семнадцать тысяч лет назад смел с лица земли высокого, светловолосого, голубоглазого, с большим мозгом кроманьонца; а этот кроманьонец и сам появился в Западной Европе неизвестно откуда. Вдоль серебряной ленты было вырезано изображение крылатой змеи, в своих челюстях она держала черный камень.
Да, я знал такие камни и браслеты. Но меня поразило какое–то внутреннее убеждение, что мне знакомы именно этот браслет и именно этот камень. Что я видел их много раз… мог даже прочесть символ… если бы только мог припомнить…
Может быть, если надену на руку, вспомню…
Элен вырвала браслет у меня из рук. Поставила на него ногу и надавила. Сказала:
– Сегодня эта дьяволица вторично пытается надеть на тебя свои кандалы.
Я потянулся к браслету, но она оттолкнула его ногой.
Билл наклонился и поднял его. Протянул его мне, и я опустил его в карман. Билл резко сказал:
– Успокойся, Элен! Он должен пройти через это. Впрочем, он, вероятно, в большей безопасности, чем мы с тобой.