Горизонты нашей мечты
Шрифт:
— Но… — Рита бросила на него неуверенный взгляд.
— Мы услышали графа Симу. Предлагаю подумать над его словами и выдвинуть встречные условия. Скажем, завтра назначим второй раунд.
Принцесса тряхнула головой.
— Я согласна со своим советником, — бесстрастно сказала она. — Граф Сима, я подумаю. Будь любезен, вернись за ответом завтра утром. Хотя сразу предупреждаю, что он почти наверняка окажется отрицательным.
— Значит, юноша, ты решил сам занять вакантное место на троне? — сквозь зубы осведомился граф. — И думаешь, что у тебя шансов куда больше? Ну-ну. Мы еще посмотрим, кто играет азартнее. Однако, Ваше Высочество, не забывайте сами
Он резко повернулся и зашагал по аллее к воротам.
— Май, ты вообще о чем говорил? — недоуменно спросила Рита. — Что такое генетическое родство? Что означает "проснулся"?
Сиори с тревогой посмотрела на нее. Плохо. Очень плохо, что она услышала слова, ей не предназначавшиеся. Если граф Сима действительно проснувшийся нэмусин, как и отец Фасар, он способен нанести ко-нэмусинам, и Рите в первую очередь, чудовищный вред, просто посеяв в сознании сомнения в подлинности окружающего мира. Конечно, прочих нэмусинов, как ее с Грампой и Исукой, в курс дела не вводили, и Сима, как предполагается, верит в реальность Сайлавата. Но… предполагалось также, что он должен спать. А на самом деле он минимум второй самопроизвольно проснувшийся. Нет, он один куда опаснее, чем целый Даоран, поскольку явно не расположен никому подыгрывать.
— Потом объясню, — сказал Май, убирая нож. — Пока же версия, что за Прорывами действительно стоит Сима, становится все более убедительнее. Вот только как он их устраивает?.. Пойдемте-ка в дом, граждане, нужно обсудить итоги переговоров.
— А что их обсуждать? — в углах рта Риты залегли жесткие складки. — Я не намерена выходить за него замуж. Я и без тебя понимаю, что он врет. Достаточно ему стать королем, и я окажусь не нужна. А до меня доходили слухи о том, что случается с людьми, стоящими у него на пути. У меня нет ни малейшего желания кончать жизнь самоубийством в такой вот форме.
— Ну, тогда тем более нам больше незачем торчать под открытым небом. Пойдемте, девушки. Пора вырабатывать дальнейший план действий.
07.03.867, небодень. Четыре Княжества, международный аэропорт Каменного Острова
— Здесь нас никто не услышит, — графиня Ольга Лесной Дождь остановилась возле панорамного стекла зала для особо важных персон, сейчас абсолютно пустого. Глава Сураграшского департамента казалась подавленной и расстроенной. Вот и еще один человек, который попусту страдает из-за меня, подумал Масарик. Ну ничего. Кара объяснила, что ему дадут новое тело, и Ольга знает, что его смерть окажется фальшивой. Вот из-за Ветки он чувствует себя по-настоящему паршиво. И из-за Киманы. Обе станут страшно переживать, и ведь даже успокоить их нельзя. Что там Кара упоминала насчет ненависти к слову "достоверно"?
Хорошо хоть о Кимане позаботится графиня Подосиновик (или лучше начать привыкать к ее настоящему имени — Миованна?) Иначе женщине под шестьдесят и без особой квалификации в наше время работу найти почти невозможно, а сумела бы она жить без дела, на пособии…
— Да, Онка. Здесь безопасно. Пора прощаться. — Карина Мураций остановилась рядом с Ольгой и принялась смотреть на выстроившиеся рядами самолеты. Масарик знал, что Южный аэропорт Каменного острова — один из самых больших в стране, но летал он редко, и сейчас с большим любопытством
— Мы еще увидимся? — почти жалобно спросила Ольга, нервно теребя строгий темно-синий жакет.
— Да. Обязательно. Сегодня вечером, если хочешь, я появлюсь у тебя. Только постарайся остаться одна, я больше не смогу светить эту маску на людях.
— Конечно, Кара. Марик… — Ольга положила руку Масарику на плечо, и тот накрыл ее своей ладонью. — Ты тоже не забывай про меня.
— Разумеется, — кивнул Масарик. — Онка, мне страшно неудобно, что тоже вот так вас всех бросаю…
— Вот уж глупости! — решительно отрезала Ольга. — За тебя я как раз страшно рада. Если кто и заслужил новые ноги, так это ты. Ну ладно, ребята, не стану вас держать, да и диспетчеры наверняка на чем свет стоит ругаются из-за задержки вылета…
Карина крепко обняла ее.
— Смерти нет, Онка, — сказала Кисаки Сураграша подруге на ухо. — Не забывай. И не грусти. Жизнь тем и хороша, что все рано или поздно меняется. За дальним лесом — новый горизонт. Только не забудь изобразить приличествующую скорбь, а то подозрительно выйдет.
— Постараюсь, — слабо улыбнулась Ольга. — Прощай, Кара. И прощай, Марик.
— Не прощай. До свидания, — поправил ее Масарик, дружески ткнув кулаком в бок.
Ольга в ответ хлопнула его по плечу, повернулась и пошла к выходу из зала.
— Вот и все, — грустно сказала Карина. — Последняя ниточка оборвана. Марик, не жалеешь? У тебя еще есть возможность все переиграть.
— Не-а. Все, с концами. Квартиру я вернул государству. По правде говоря, мне уже давно намекали, чтобы я ее освободил, так что дома у меня больше нет. Киману я рассчитал, так что и заботиться об инвалиде некому. Нет, Кара, решение принято, и менять его я не намерен. В конце концов, не каждый день мне предлагают податься в боги.
— Место на небесах за тобой зарезервировано навечно, — хмыкнула Карина. — Я имела в виду, что ты можешь сохранить свою нынешнюю личность как маску. Оставишь на автомате и станешь подключаться к ней время от времени, чтобы с друзьями пообщаться…
— Нет уж, спасибо. Инвалидного кресла с меня хватит. Перебьюсь я как-нибудь без такого живого напоминания. Опять же, ужасно интересно, что обо мне в некрологах напишут. Ну что, Кара, самолет ждет?
— Да. Вон тот, видишь? Маленький, двухвинтовой, с зелено-голубой эмблемой на хвосте. Не возражаешь, если мы до него пешком прогуляемся? Хочу в последний раз пройтись по земле в своем натуральном виде.
— Не возражаю, конечно. Мне что, меня кресло везет. И заряд батарей экономить уже незачем.
— Замечательно. Тогда двинулись.
Двери зала разъехались перед ними, и они медленно двинулись по бетонной полосе в сторону стоящего саженях в тридцати турбовинтового самолета, уже прогревавшего двигатели. Подкатил и притомозил рядом небольшой пассажирский автобус, но Карина, махнув рукой, отпустила его. Масарик вдыхал влажный и холодный весенний воздух аэродрома, чувствуя, как он проникает в каждый уголок его легких. Последние минуты в качестве человека. Станет ли он вспоминать их потом с ностальгией? Или же, наоборот, попытается забыть как можно скорее? Из-за высоких облаков временами проглядывало солнце, нетерпеливо заглядывая в глаза, словно подгоняя: скорее, скорее!