Горизонты
Шрифт:
Я представила себе ярко-оранжевого робота-часового, катающегося туда-сюда и расхваливающего Рейнбоу Дэш.
— И у меня есть образец ДНК супер сексуального Хорси, — восхищенно ахнула Свити Бот. — Если я смогу получить доступ к одному из тех клонирующих деревьев, мы снова воссоединимся!
— Свити… он же будет бестолковой, бездушной пустышкой, — заметила я.
— Я знаю. Он будет идеален!
— Ладно… что ж… удачи тебе! — ответила я, отступая от пары. — «Роботы…»
Я заметила Крампетс и Лаку… Псалм.
— … по-прежнему любит тебя, ты ведь знаешь, — расслышала я, подойдя ближе под предлогом, будто мне интересна музыка. — Я знаю, что это та ещё заноза в заднице, слушать о вечной любви и всём таком прочем, по крайней мере, для меня, но он говорит серьёзно.
— Он любит кобылу, которой больше нет. Кобылу, что была лучше меня, — отозвалась Псалм. Мне пришлось придвинуться ближе, чтобы расслышать её тихий ответ. — Я не заслуживаю его любви.
Крампетс тряхнула гривой.
— Как ты можешь быть одновременно такой чертовски везучей и такой головожопой? — фыркнула жёлтая кобыла, постучав Псалм по груди. — Он. Чертовски. Любит. Тебя. Ты хоть понимаешь, какая это охренительная редкость? Не «ты мне нравишься». Не «хочу взнуздать тебя и оттарабанить». Любовь. Настоящее, мать его, чувство. А ты торчишь тут и скулишь, что не заслуживаешь этого. Что с тобой такое?
— Я не заслужила это! Как ты не понимаешь? — воскликнула Псалм, раскрасневшись. — Он такой… настолько лучше меня…
— Да, чтоб ты знала, он не святой, здоровенная ты фиолетовая дурында. Он делал то, чем не может гордиться. Как и я. Как и ты. Тут речь не о том, чего ты заслуживаешь. Назови мне хоть одного чудика в этом мире, кто заслужил любовь после всего, что мы сделали ради выживания! — потребовала Крампетс, снова тыча аликорну в грудь. — Заслуги здесь не прокатывают. Важно лишь, что ты это получила.
— Это не… — залепетала Псалм.
— Ты тоже его любишь? — требовательно спросила Крампетс. — Или ты только по кобылам? Или сейчас тебе это просто не интересно.
— Нет! Он замечательный. Он заботливый. Он… благородный…
— Тогда прими то, что он тебе даёт и наслаждайся так долго, как сможешь! Конечно, ты понаделала дерьма, но что с того? В этом ты не особенная, дорогуша. Раз он простил и принял тебя, значит тут и думать нехрен, сонный ты блотспрайт. — Крампетс вздохнула. — Некоторые из нас убили бы за то, что тебе досталось. — Развернувшись, она порысила прочь.
Псалм направилась в другую сторону, но я пошла за ней.
— А знаешь, она права.
— Подслушивать, это дурная привычка, — сварливо заметила аликорн, чуть надув губы.
— Ага. У меня их навалом, знаешь? Разбрасываться жар-бомбами. Устраивать вандализм с помощью мегазаклинаний. Подслушивать. А если по дорогам снова начнут ездить экипажи, я ещё стану переходить дорогу в неположенном месте и тогда у меня будет полный комплект! — Воскликнула я, становясь перед ней. — И всё же,
— Как ты можешь такое говорить? Блекджек… ты ведь знаешь, что я сделала, — с тоской вздохнула Псалм.
— Ты убила Биг Макинтоша, — ответила я, заставив её вздрогнуть. — Все мы ошибаемся, Псалм. Некоторые из этих ошибок чудовищны. Что-то мы никогда себе не сможем простить. Но… — Я повернулась и взглянула на огромного, сильного единорога с маленьким рогом. — Он напоминает тебе о Биг Макинтоше. Вот в чём дело. — Псалм закрыла глаза и едва заметно кивнула. — Ты любила его?
— Это была… скорее влюблённость. Я никогда об этом не говорила. Мы все думали, что у него где-то есть тайная кобыла. Но всё-таки… я мечтала быть с ним. А затем я его убила. Как бы хорош он ни был. Как бы сильно я не… любила… я убила его. Как смею я снова любить после того, что натворила? — сказала Псалм, удаляясь от общего веселья, чтобы скрыть своё страдание.
— Ты смеешь, потому что можешь. Потому что любовь, это такая редкость, что когда ты её получаешь, ты бережёшь её изо всех сил. Потому что потерять её… — Я вздохнула и покачала головой. — Хотела бы я, чтоб её можно было заслужить. Тогда это было бы куда легче и проще. Любовь она… драгоценна. Мимолётна. Огорчительна. Чудесна. Ужасна. И прежде всего… она того стоит. Кроме того, после сегодняшнего вечера, завтра может не наступить.
Псалм вытерла глаза и взглянула туда, где Стронгхуф весело смеялся с остальными.
— Возможно…
Открыв седельные сумки, я вынула кейс с Покаянием.
— Я хочу вернуть это тебе, Псалм. Я не могу пользоваться ею так же, как ты, а в предстоящем бою, я думаю, она тебе понадобится.
Замерев, аликорн уставилась на кейс.
— Как… как ты можешь… как я могу… — забормотала она едва ли не в ужасе.
Я встала и взяла её за плечи, заглянув в глаза.
— Я могу, так как знаю, что ты достаточно сильна, чтобы позаботиться о ней. И достаточно сильна, чтобы ею воспользоваться, потому что ты не хочешь повторения своих ошибок. Прости саму себя, Псалм. Я знаю, что если бы Биг Макинтош был здесь, он бы простил тебя. — Я передала кейс в её копыта. — Если ты не можешь, или не хочешь, дай её кому-нибудь, кто справится. Но это должна быть более хорошая пони, нежели я.
— Я… подумаю о том, что ты сказала, — пробормотала Псалм так тихо, что я едва её расслышала. Затем аликорн повернулась и пошла прочь, левитируя кейс рядом с собой. Я надеялась, что в итоге она разберётся в своих чувствах. Ненавидя себя и отказывая себе в счастье из-за ошибок прошлого, подобную боль не унять.
Продолжив свои брожения среди пони, я послушала, как Вельвет, Хомэйдж и Грейс говорят со Сплендидом о детях. При этом жеребец выглядел так, будто готов отгрызть себе ногу, лишь бы избежать этого разговора. В сторонке, под музыку счастливо гарцевала Ксанти. Тут она заметила, что я на неё смотрю и тут же залилась краской.