Горизонты
Шрифт:
Затем она посмотрела на меня, ее взгляд затронуло какое-то новое чувство — беспокойство.
— Догоню, как только разберусь с ним, — и она рванула со всех ног к жеребцу.
Странного единорога, казалось, не волновали ни я, ни весь тот хаос, что творился вокруг нас.
— Сюда. Лифты не работают, — сказал он занудно. Уж и не знаю, в нем ли самом была проблема или… во всем этом. Он заметил мой взгляд и тихо вздохнул: — Прости. День длится целую вечность. Мне не хватает лифтов.
Я посмотрела на его видавший виды ПипБак и сделала предположение, что он бывший житель Стойла.
— И
— Мазаль тов[50], — ответил он, поднимаясь на второй этаж. На этом этаже было меньше криков, но больше тихих стонов и плача. Затем мы проследовали на третий этаж. — Итак, думаю, ты хотела бы узнать о состоянии пациентки?
— Точно, она в порядке? — спросила я с той же улыбкой, но уже выражающей беспокойство.
— Она получила дозу в тридцать Грэй. Развилась острая лучевая болезнь. Как следствие — рвота, тошнота, сильная диарея, мигрень, лихорадка, нарушения в работе ЦНС, утомление, шок.
Ага. Ну я уже через это проходила.
— Но вы же даете ей Рад-Икс и Антирадин, да?
— Мы вывели радионуклиды из ее организма, — сухо сказал он.
Когда мы ступили на третий этаж, меня начало наполнять чувство тревоги. Тут было тихо, лишь слышны были звуки тихого плача.
— Но она же поправится? — посмотрела я ему прямо в лицо. — Она же была в вашей магической целебной машине, да?
Мы пошли дальше. Единорог двигался будто в прострации.
— Пациентка прошла два курса интенсивной терапии по прибытии и еще один через час после. Лечение экспериментальным методом было отклонено ввиду большого количества пострадавших, так же нуждавшихся в скорейшей медицинской помощи.
В комнате, мимо которой мы проходили, я заметила Вельвет Ремеди, Каламити, потрепанного кипебпегаса и жеребца, в котором я признала Ленсфлэра, собравшихся вокруг Виндшира и открыто плачущих.
— Почему? — навзрыд вопрошал Каламити. Копыто Вельвет лежало у него на плече. — Почему?
— Он налаживал канал связи по энергомагическому лучу, — сказала киперпони, Серебро, как я полагала. — И как только ЦУ доберётся сюда, она сможет самолично нам помочь.
— Нет. Просто… почему именно он? Эт не правильно. Если б Прайд или Ганшот… я б принял это. Но почему хорошие парни гибнут? — проговорил весь разбитый пегас и сел на круп, прижав свою щеку к груди Вельвет.
— Он умер так, как и желал. Как Вандерболт, — прошептала его не менее шокированная любимая.
Тут Вельвет заметила меня сквозь дверное окно, и ее глаза расширились от удивления, затем она покачала головой и грустно улыбнулась. Теряла ли она кого-либо столь ценного? Была ли у нее семья? На эти вопросы у меня не было ответов. Тем временем мы пошли дальше, и я спросила единорога:
— Вы не могли его спасти?
— Магия отнюдь не всесильна. Порой тело повреждено настолько, что его уже не спасти, — прямо ответил он на ходу.
— Но… вы же спасли Глори? Да? — спросила я. В конце коридора я видела ее семью, собравшуюся вместе. — Вы же её три раза в эту гребанную целительную
Он не ответил. Его глаза были безжизненны, а лицо ничего не выражало…
Я рванула вперед, оставляя единорога позади. Но время будто бы замедлило свой ход, плач сменили приглушенные, словно подводные звуки. И чем быстрее я пыталась бежать, тем медленнее я двигалась. Все, что я видела перед собой, вдруг приобрело необходимую четкость. Вот Монингстар прижимает к груди золотую ветвь и плачет, не скрывая чувств. Вот отрешенный лик Мундансер, которая обнимает светло-серых пегасок — Лэмбиет и Люсент. А вот Даск, чей мертвенный взгляд направлен прямо на меня, прижимает к себе шлем Анклава. Промчавшись мимо них к двери, я распахнула её.
Пик…
«Нет. Нет, нет, нет…»
Пик…
Тусклая комната едва вмещала чересчур большую для своего усохшего владельца кушетку. Глори вся была в бинтах. Вся. Только, лежащие на подушке, лиловые локоны могли помочь узнать в лежащей на кровати мумии пегаску. В углу стояла стойка для капельниц с двумя бутылками: в первой находилась фиолетовая жидкость, в которой плавали несколько кристаллов лунного камня, а во второй, более маленькой, прозрачная, также с лунным камнем внутри.
Рядом с Глори сидел её отец — Скай Страйкер. Его физические раны зажили, но душевные, казалось, не могло излечить уже ничто. А сливовая шкура с теми полосами, что были в ней проделаны, больше подходила зебре, нежели пони. С другой стороны сидел весь взлохмаченный и измученный Ровер, прижимавший к груди несколько свитков из старой плотной бумаги. Вдруг он поднял голову и, посмотрев на меня пару мгновений, встал на ноги.
— Извините. Извините. Псам жаль, — пробормотал он прежде, чем покинул помещение.
Я заняла место Ровера напротив Скай Страйкера.
— Она знала, что ты придешь, — сказал он, не поднимая глаз с дочери. — Знала, что ты жива. Что ты вернешься.
Он весь трясся.
— Ты можешь помочь? Сотворить какую-нибудь принцесскую магию? — прошипел он из злости.
— Я бы не знала с чего начать, если бы могла, — прошептала я в ответ. Луна возможно знала с чего начать, но у меня не было ее знаний, только душа.
— Как же иначе… — кипя от злобы, прорычал он, поднимая на меня свой взгляд. — Принцессы. Магия. Какой от всего этого толк, если не может спасти мою дочь? — вопрошал он, поднимаясь на ноги. — Ты должна была стать её другом! Её любимой! Вот, что от тебя требовалось! А ты её бросила! — прокричал с другой стороны кровати. — Ты оставила мою малышку помирать!
— Шшш, Папочка, — донеслись хриплые звуки из бинтов, словно их произносили за несчётные километры от нас. — Не надо. Я же тебе объяснила. Ты обещал.
— Ну я же не снес её гребанную башку! — крикнул ей в ответ Скай Страйкер. — Лишь небеса знают, как я хочу это сделать! От греха подальше даже оружие в коридоре оставил! — прошипел он со злостью в мою сторону. — «Охрана спасает пони». Смотри! Смотри, что ты с ней сделала! — кричал он, широко взмахнув передней ногой. — Это все ты виновата! — по его щекам потекли слезы.