Горькая луна
Шрифт:
Ну же, зачем так бояться? Речь идет лишь о том, чтобы на время позаимствовать Ребекку! Я не умру, и земля не перевернется от этой незначительной интрижки. Главное, чтобы все прошло без Франца — и соблазн причинить ему зло, поглумиться над законным мужем, который пытался унизить меня, десятикратно увеличивал ценность этого флирта в моих глазах, понукая и увлекая за собой нерешительную часть меня самого, взывавшую к осмотрительности.
Отвлекшись на словесные перепалки за столом, я так и не смог ничего придумать для осуществления своего плана. На помощь мне пришли обстоятельства. Из-за плохой погоды администрация корабля после полудня организовала в салоне лото и различные азартные
Как я сожалел, что ничего не взял из приличных вещей! Имея спутницей Беатрису, я не испытывал потребности переодеваться и выглядеть презентабельно. Чтобы компенсировать этот гандикап, я долгие минуты провел перед зеркалом в ванной, тщательно причесываясь и заправляя рубашку в брюки. Помимо воли я вспоминал откровения Франца о своей супруге, о величественной заднице, влажных поцелуях, склонности к неординарным поступкам — признаюсь, все эти непристойности возбуждали мое любопытство. Я воображал дерзкие выходки, на фоне которых общепринятые забавы с Беатрисой казались мне ребячеством. Если рассказанные калекой гадости были истинными, то присутствие Ребекки на борту внезапно придало им пугающую реальность: я боялся, что окажусь не на высоте, предстану наивным простофилей.
Подойдя в назначенный час к коридору первого класса, я начал трусить, сердце застучало каким-то необычным образом. Неравномерные удары волн о корпус приглушали постоянную дрожь моторов, вибрация которых отдавалась на верхних этажах. Я нашел номер 758, отметив его близость с каютой Франца. Только бы паралитик не выкатился в коридор, не увидел, как я вхожу к его жене! Я совсем разволновался, когда нужно было постучать в дверь. Больше всего на свете я жаждал и страшился этого момента. Я приложился ухом к двери: ни звука. Ни один луч света не проникал в коридор. Боязливой рукой я дважды тихонько стукнул. Никто не ответил. Я постучал сильнее. По-прежнему ничего. Я повернул ручку — дверь открылась. Я ступил на порог: каюта утопала в темноте. Легкая занавеска на иллюминаторе мягко колыхалась, словно вуаль. Я позвал:
— Ребекка.
С постели, стоящей в глубине, послышалось еле слышное: «Тише».
— Это Дидье, я могу войти?
Голос у меня дрожал.
— Тише, тише.
Меня растрогала эта деликатность — похоже, она выключила свет, чтобы не усиливать мою робость. Закрыв за собой дверь и стараясь ничего не опрокинуть, я прямиком двинулся к постели, как гурман на кухню.
— Где вы?
— Здесь, — сказала она незнакомым голосом, который словно бы исходил из другого места.
Должно быть, она была так же взволнована, как я. Эта мысль придала мне смелости. Несмотря на темноту, я угадывал ее формы под одеялом и почти различал лицо. Волосы она убрала назад, поскольку я их не видел. Я неуверенно присел на край койки и, не зная что делать с руками, стал потирать ладони. Они оказались влажными и ледяными — я попытался согреть их. Вскоре я ощутил, как рука девушки, высунувшись из-под простыни, ищет меня в полумраке, оглаживает
Раздираемый яростными чувствами, я в ужасе вскочил с воплем «подлецы, подлецы», да как они посмели, за кого они меня принимают? Не будь Франц инвалидом, я бы его отдубасил, и само прикосновение к нему было мне столь противно, что я несколько раз сплюнул на пол. Предательство Ребекки привело меня в негодование, но она уже сбежала, и я не успел поговорить с ней — хотел броситься вдогонку, однако калека сжал мне руку с такой силой, что я застонал от боли.
— Не будьте ребенком, — свистящим шепотом произнес он, — воспринимайте все с юмором. Поверьте, этот мерзкий розыгрыш не доставил мне никакого удовольствия. Но это было необходимо, чтобы заставить вас выслушать продолжение нашего романа. Таково требование Ребекки: она жаждет изменить к лучшему свой облик в ваших глазах. Мы всего лишь хотели просветить вас.
— Пустите, — вскричал я, стараясь ободрить себя собственными возгласами, — у меня нет желания ни видеть, ни слушать вас.
— Не упорствуйте в своей подростковой непримиримости. Вам нужна Ребекка или нет?
Я был сражен: калека сам предлагал мне свою жену. Моим намерением было соблазнить ее, он же манипулировал ею, словно манекеном. Как мог я опуститься до такой степени?
— Я ничего не хочу, мне не нужны ни вы, ни она, отпустите меня, или я позову на помощь.
— Отпустите меня, или я мамочку позову.
Он заговорил плаксивым тоном истеричного ребенка.
— Что ж, уходите.
Он ослабил хватку, и я обрел свободу.
— Ну же, валите отсюда, возвращайтесь к своей жалкой семейной жизни, хозяюшка ждет вас.
Я онемел от подобного цинизма в сочетании с такой непринужденностью: мне нанесли оскорбление, а он еще позволял себе издеваться надо мной! Господи Боже, думал я, разве это компания для меня? На сей раз я доведу дело до конца, на сей раз я уйду, они меня больше не увидят. Естественно, я остался. Франц мгновенно расплылся в медовой улыбке:
— Вы колеблетесь, я предпочитаю вас именно таким! Если вы ее желаете, то должны получить возможность. Она обещала отдаться вам, как только я закончу свой рассказ.
Однако чего на самом деле хотел от меня этот негодяй? Что означали его бессвязные речи?
— Видите ли, моя цель — подтолкнуть ее в ваши объятия. Но на определенных условиях. Вы же знаете, что говорил Кьеркегор: женская природа — это уступчивость в форме сопротивления.
— Мне плевать на ваши откровения и на вашу жену, все это мне безразлично.
— Признайте, что это вас скорее интересует, иначе вы бы уже ушли.
— Вы что же, сделку мне предлагаете?
— Скажем лучше, игру, которую я затеял ради собственного удовольствия. От вас я прошу немногого: станьте просто внимательным слушателем. Я претендую только на ваши уши, вы ничем не рискуете.
Я был очень возбужден и словно выбит из колеи: меня тревожил смутный вопрос, не встречалась ли мне подобная ситуация в какой-нибудь книге?
— Но почему именно я, а не другой? Почему не Беатриса?