Горькая полынь моей памяти
Шрифт:
Дамир не собирался спешить со вторым ребёнком, тем более третьим, его устроит и единственная дочь. Есть братья, выполнят долг перед родом Файзулиных. Здоровье Эле необходимо поправить – в первую очередь здоровое питание, хороший сон, незначительные медицинские манипуляции и ничего, ведущего к понижению иммунитета – беременности в том числе.
Он был готов на вазэктомию – незначительное хирургическое вмешательство, навсегда поставившее бы точку в вопросе деторождения, во всяком случае, естественным путём. При нынешнем развитии технологий, всегда можно родить единокровного ребёнка с помощью медицинских манипуляций, в остальное
Психологов она считала шарлатанами, как вокзальных гадалок, а предложение вазэктомии встретила в штыки, приводя поразительные в своей абсурдности аргументы.
– Вот бросишь меня, захочешь ребёнка родить, а не получится!
– С чего это я тебя брошу? – уставился он на синеглазую.
– С того это! Не знаю, с чего, возьмёшь и бросишь, как тогда другой женщине будешь объяснять, что кастрировал себя, а она теперь родить не может?
– Вазэктомия – не кастрация, – заржал Дамир.
– Ну, не знаю… – покосилась Эля ниже пояса собеседника. – А вдруг оттяпают лишнего? Там уже и так кусочек отрезали, – захихикала своей шутке, Дамир закатил глаза. – Правда, что ты будешь делать, если мы разбежимся, а другая захочет родить? Заставишь проходить искусственную инсеминацию? – она не сразу вспомнила слово, морщила лоб и точно хотела употребить малоизящный синоним.
– Захочет родить – пройдёт, – уверенно отрезал Дамир. Шайтан! Почему они обсуждают какую-то мифическую женщину в вакууме, когда он не может развеять страхи одной-единственной, имеющей для него значение? – И ты пройдёшь, – добавил, уверенный в своей правоте.
Ради своего ребёнка, живущего или гипотетического, она пойдёт на что угодно – и за это Дамир бесконечно обожал Элю. За синеглазое рыжеволосое сокровище, которое выносила, родила и сохранила в чистоте, не позволив грязи мира задеть даже по касательной – он боготворил Элю. Когда-то Дамир не понимал слов «мать моего ребёнка», с Элей понял в полной мере.
Проблема решаемая, как и вопрос оформления отношений. Дамир сделал Эле предложение почти сразу после того, как она осталась с ним. Не видел смысла тянуть. Она согласно кивнула, нервно облизав губы, и больше они к этому не возвращались. Сначала было не до того, а сейчас вопрос упирался в свадебное торжество. Мать нещадно напирала на Дамира с Элей, необходимо «жить по-людски», тем более – есть Серафима. В понятие «по-людски» входила и обязательная свадьба.
Эля же встречала слова свекрови глухой обороной. Подспудно она ждала подвоха от родственницы. Зарима плохо скрывала своё удивление и недовольство выбором сына. Смирилась ради Серафимы, не забывая вести с Элей беседы о необходимости рождения второго ребёнка. Дошло до прямого конфликта с матерью и запрета общаться с его семьёй. Дамир сам разберётся, когда ему оформлять отношения с матерью своего ребёнка и сколько рожать детей, рожать ли их вообще.
Дом из огнеупорного кирпича в селе на берегу Волги они посетили один раз – ради эби. Она требовала показать ей правнучку, красноречиво угрожая скорой смертью и муками совести оставшимся в живых. Эля упиралась изо всех сил, хныкала, просила свозить Серафиму к эби без неё. Девушка больше не думала, что дочку отнимут,
Поездку приурочили к Сабантую прошлым летом. На окраине села разворачивался праздник, на который приезжали со всей области. Отличный повод навестить родной дом и познакомить малышку с новыми родственниками.
Эля нервничала всю дорогу, тряслась, как куцый хвост Кирпич в грозу, у ворот и вовсе застыла каменным изваянием. В калитку Дамир почти заволок Элю, вцепившуюся в его руку до синяка. Дамир прижал к себе трясущуюся, приободрил заробевшую Серафиму, оставил чемодан – на дне которого лежали плюшевый медвежонок и пара ярких машинок для Тима, – на дорожке между клумбами с флоксами. Обошёл дом, точно зная, эби на заднем дворе – сидит на скамеечке, сколоченной внуком ещё в школе. Конструкцию несколько раз укрепляли и переделывали, но упрямая эби не желала менять скамеечку на современный удобный стул. Присел рядом, обхватил натруженные, старые кисти рук, поцеловал их, молясь Всевышнему, чтобы дал долгие годы жизни этой женщине. Он по-прежнему не мог представить, что мир может существовать без эби… его эби.
– Ты привёз мне правнучку? – строго посмотрела эби, готовая в любой момент разразиться своим: «собака ты немая!»
– Серафима, – позвал Дамир, дочка подошла с опаской, огляделась вокруг и спряталась за спиной папы.
– Подойди, – эби улыбнулась, протягивая руку. Серафима выглянула из-за спины Дамира и, насупившись, покачала головой – не подойдёт. – Ох, совсем я старая стала, – всплеснула руками эби. – Очки потеряла! Деточка, поищи-ка мои очки… как же варенье варить без очков, ох, шайтан наслал напасти на мою голову.
– А какие у вас очки? – Серафима сделала два шага вперёд.
– Со стёклами, – уверенно кивнула эби.
– А цвета какого? – уточнила рыжулька. – У очков оправа бывает, это такая специальная штучка, которая стёкла держит!
– Оправа? Золотистая оправа, – снова всплеснула руками эби, «вспоминая», какого цвета оправа.
– Так вот же они, очки! – Серафима подскочила к эби и показала на очки, всё это время болтающиеся на цепочке у груди.
– Вот спасибо! – засияла эби, цокая довольно языком.
Дамир еле сдерживал смех, когда рыжулька обстоятельно рассказала, что зовут её Серафима, в честь чудо-творца, а очень скоро они поедут с мамой в монастырь, и Серафима поставит там боженьке свечку, чтобы никто-никто не болел, даже Кирпич. Вообще, Серафима – дочь героя! Он спасся от моджахедов в Иордане – это река такая специальная на Ближнем Востоке, а есть ещё страна Иордания. А, чтобы убедиться, что папа у неё герой – достаточно посмотреть на него. Этот аргумент Серафима считала основным в своей доказательной базе.
Эби посмеивалась, счастливо рассматривая рыжульку, время от времени поглаживая детские руки, бросая красноречивые взгляды на Дамира и Элю. Можно не сомневаться, после беседы она надерёт уши обоим и не посмотрит, что один из них – родной внук и владелец строительного бизнеса, а вторая – мать дочери героя.
Ещё одного гневного взгляда Эля была удостоена на Сабантуе, куда против обыкновения направилась и эби, пожелавшая «выйти в люди». Принарядившаяся и гордая, она шла рядом с правнучкой, рассказывая сказки, которые когда-то рассказывала Дамиру.