Горькая звезда
Шрифт:
— Что я должен делать?
— Вместе с другими адептами нашей веры ты отправишься в странствие по всей Ойкумене. Вы будете искать и разбивать каменные диски — расколотое каменное колесо теряет свою способность соединять миры.
— По всей Ойкумене? — изумился аколит. — На это не хватит и десяти жизней!
— Не хватит, — спокойно согласился жрец. — То, что не успеете сделать вы, сделают ваши преемники из поколений ваших детей, внуков и правнуков: не важно, сколько для этого понадобится веков и тысячелетий, и сколько человеческих жизней. Двери в иные миры надо закрыть — только тогда мы исполним волю Бога и овладеем Землей. Да будет так! Ты понял сказанное мной?
— Я понял тебя,
— Тогда ступай и будь готов. Грядет смута — скоро грянет бунт черни и рабов. Этим надо воспользоваться — пока воины фараона станут резать мятежников, ты с группой верных людей проникнешь в святилище на берегу Великой Реки и разобьешь хранящийся там диск. Это будет непросто, — по губам жреца скользнула змеиная улыбка, — ибо камень этот прочен. И знай: многие из вас умрут, прежде чем вы сможете его расколоть. А если в этот момент рядом окажется кто-то из бестелесных демонов, странствующих по нашему миру, умрете вы все. Но камень должен быть расколот!
— Камень должен быть расколот, — эхом отозвался юноша. — Моя жизнь — ничто перед ликом Вечности! Я готов, о хранящий мудрость.
— Ступай.
Молодой аколит склонил голову и уже повернулся, чтобы уйти, но вдруг замер и посмотрел на жреца.
— Дозволено ли мне задать один вопрос?
— Спрашивай.
— Демоны питаются силой через эти камни, принимая энергию своего мира. И через двери между мирами они приходят и возвращаются обратно — что будет, если лишить их пищи и закрыть им дорогу домой? Незримые равнодушны к нам, но не сменится ли их равнодушие на гнев, когда они узнают, что мы разбили камень? А они об этом узнают…
— Узнают. И разгневаются. Но не сразу, — отрывисто проговорил жрец. — А что будет дальше — тебе об этом пока еще не следует знать. Придет час, и ты узнаешь — я расскажу тебе, если ты останешься жив. А пока иди, исполни свой долг.
Юноша еще раз поклонился, и вскоре его стройная фигура исчезла за пальмами.
«Способный мальчик, — думал жрец, провожая его глазами. — Если небо сохранит ему жизнь, со временем я передам ему бразды правления. Он задал хороший вопрос, хотя ответ ему знать еще рано. Бестелесные равнодушны к делам и заботам нашего мира, но когда те из них, которые не смогут вернуться в свой родной мир, узнают, кто в этом виновен… Некоторые демоны умрут от голода, не найдя виновных или дорогу домой через другой портал, — твари тоже смертны, нам это известно; иные впадут в тысячелетний сон, а самые сильные придут в неистовство. Их гнев будет страшен, но обрушится он на те племена и народы, которые так или иначе могут нам помешать, — зло можно направить и заставить служить нам и нашей цели. А если от ярости пришельцев извне вместе с непокорными людьми погибнет и некоторое число адептов нашей веры — что ж, Богу угодна жертвенная кровь. Да будет так…»
…Через несколько дней на берегах Нила началось восстание рабов. Войска фараона беспощадно подавили бунт, но мятежники успели сжечь множество домов знати и жрецов. Пострадало и небольшое святилище, известное немногим: его священный дискообразный камень-алтарь был расколот ударами молотов. Нападавшим явно кто-то пытался помешать — у разбитого камня нашли несколько изувеченных мертвецов, лица которых искажала гримаса дикого ужаса. Впрочем, это мало кого удивило: разрушенных домов насчитывались сотни, убитых — тысячи, и очень многие трупы были изуродованы. Пострадали храмы верховных богов, и никому из власть имущих не было дела до оскверненного храма маленькой секты демонопоклонников, которых почему-то терпел на своей земле владыка Египта. Об этом храме забыли, и по прошествии ряда лет руины его занесло песком пустыни. А смутная легенда о свирепом демоне смерти, вырвавшемся из космической
— И вот, уже на протяжении стольких лет, — закончил свой рассказ страж портала, — приверженцы этого древнего культа рыщут по всей Земле, находят камни-ключи и разбивают их. Их вера требует, — волхв помрачнел, — чтобы человечество было замкнуто и не общалось с другими мирами. Злая эта вера, князь, недобрая, и на погибель роду людскому она родилась…
— Стало быть…
— Да, это тот самый камень. Только он расколот пополам и оттого сделался слишком мал, чтобы соединять миры.
Щербицкий внимательно пригляделся к жернову и рассмотрел тщательно затертую трещину, пересекающую каменное колесо почти посередине.
— И как же это произошло? — он задал вопрос, уже почти не сомневаясь в ответе.
— Случилось так, что твой далекий предок решил навязать своему народу новую веру. Вместе с греческими священниками в Киев прибыли и тайные адепты древнего культа. Они изгнали волхвов, а камень раскололи. А было это так…
Глава 3
Свергавшие богов
Городок, в котором живет уже четвертое поколение киевских великих князей, стоит на высокой днепровской круче, оттого и прозывается Вышгородом. Отсюда вверх по Днепру, от Межигорского урочища и до самой Припяти, тянутся глухие чернобыльские леса. Внизу, до Почайнинской чащи, лежат непроходимые топкие оболони — заливные луга, изрезанные бесчисленными болотцами и протоками. Там, за оболонями, в устье реки Почайны начинается город Киев.
Из-за Днепра, высветляя надменные вежи Вышгородского острога, выглянуло веселое летнее солнышко. Распахнулись ворота, ненадолго открывая стороннему наблюдателю добротные великокняжеские терема, и понеслась в сторону Киева, рокоча копытами, полусотня оружных конников в дорогих парадных одежах, в одном из которых любой житель Киева и окрестных селений без труда признал бы князя Владимира.
От Вышгорода до Киева можно добраться двумя путями. Первый — водный, по судоходному рукаву, который ответвляется от Днепра неподалеку от княжьего острога, огибает оболонские заливные луга и, расходясь в удобную глубокую гавань, возвращает свои воды широкому ленивому Борисфену. Другой путь — посуху, вдоль поросших сосняком песчаных берегов малой речки Ирпень, через Водицкую пущу. По воде добираться до Киева лучше, чем посуху: быстрее и вольготнее. Любо великому князю путешествовать на собственной ладье: знай сиди и осматривай живописные берега, пока гребцы налегают на весла. Можно по дороге и важный разговор провести, и поесть без спешки, и о делах подумать. Да, глядишь, и с прихваченной в дорогу теремной девкой время скоротать… Вот только многолетний опыт княжения учит князя Владимира, что самый короткий путь — не всегда самый верный.
В столь важный день тысячи киевлян и десятки иноземных посланников будут наблюдать, затаив дыхание, за каждым его жестом, вслушиваться в каждое произнесенное слово. Как прибыл князь, на каком коне, во что одет, кто по правую его руку скачет, а кто по левую… Каждый чих его белого хазарского скакуна суеверные язычники-киевляне и столь же суеверные христиане-греки будут истолковывать как знамение, а посему не годится великому князю киевскому, который есть кровь от крови этих земель, водой на торжество прибывать. Любое большое судно, что движется с верховий Днепра, сторожкие киевляне всегда разглядывают с тревогой: товар ли привезли тороватые новгородские гости или снова пожаловали на вик, то есть по-ихнему на грабеж, кровожадные свены и даны? Встретить-то встретят, но осадок нехороший останется.