Горькие травы Чернобыля
Шрифт:
– Ох, мужики, не припомню такой жаркой ночи в конце апреля, - глядя веселыми глазами, сказал он.
Подполковник кинул фуражку на стол. Увидел пустое кресло и с размаху плюхнулся в него. Стась взвыл и заорал – подполковничья туша основательно придавила его.
Клочков медленно встал и удивленно посмотрел на кресло:
– Шо-то я не понял, как будто это кто-то…сидит уже здесь?!
– Так оно и есть!- со смехом сообщил я.
Климчуку было не смешно. Он вопросительно смотрел Клочкову прямо в глаза.
–
Он всё ещё ошарашено смотрел на кресло. Потом вытащил табуретку из-под стола, осторожно провёл по ней рукой и уселся. Стась, тихо чертыхаясь, потирал ноги и живот.
– Убедил кого надо,- ни к кому не обращаясь, сообщил Клочков.
– Ездили с Брюхановым на станцию. Там такой эксперимент затеяли, прямо скажу – опасный. Добром это точно кончиться не могло. Вовремя остановили. Сейчас мои люди опрашивают персонал. Завтра поеду в Чернобыль, потом в Киев. Потом, чувствую, и в Москву придется.
Мы молчали. Подполковник потянулся в карман за «Столичными» :
– Мужики, неужели, правда? Такую беду предотвратили?
Я полез в кейс. Достал бутылку «Абсолюта».
Клочков перехватил бутылку, разглядывал этикету, щелкал в удивлении языком.
– Накапай и мне чуток, попробую этой забугорной отравы из 21-го века.
Климчук в момент перетащил с журнального столика графин со стаканами. Разлил водку.
Мы чокнулись. В глазах Володи застыли скупые мужские слезы. В моих, вероятно, тоже.
Стасик тихо поднялся с кресла и направился к двери, намереваясь пройти её насквозь.
Это ему не удалось, почему-то… Мы засиделись до утра…
На рассвете мы вышли из гостиницы. Свежий утренний воздух спящей Припяти был обворожительно чист. Нисколько не опьяневший Клочков раздавал указания:
– Значит так, мужики, – вы мне тут на хрен не нужны! Ещё неизвестно, как начальство отреагирует на таких визитёров. Можете застрять здесь надолго. А уж этот, как его, планшетник этот хренов, останется у меня. Ша! Мотайте, куда вам там положено и больше не разгуливайте здесь в странной форме, с фальшивыми деньгами!
Климчук давно переоделся. В спортивной форме с толстым пузом и слегка мутноватым, подвыпившим взглядом он выглядел совсем не так браво. Стасик почему-то застрял в вестибюле, глядя непонятно куда.
Подполковник не удержался. Дал еще несколько ЦУ, крепко пожал нам руки и хлопнул дверцей черной «Волги». Машина быстро отъехала.
– А ты ещё что тут делаешь?- завизжал пожилой женский голос из вестибюля гостиницы.
– А ну иди отсюда! А то родителям позвоню!
Стаська вылетел на крыльцо. Потащил меня к витрине кафе «Полесье»… Да, да, я так и думал. Высокий юноша со светлой чёлкой чётко отражался в зеркальном стекле.
– Иди-ка ты домой, Станислав,- сказал я, - к папе и маме. Да и младших отвести не забудь.
Стаська оторопело смотрел
А Стась уже нёсся по пустой Центральной площади, высоко подпрыгивая, молотя по воздуху руками и что-то непрерывно крича. Скоро он скрылся из виду.
Тяжело поднявшись на ноги, мы долго смотрели ему вслед.
– Хоть бы «спасибо» сказал,- сердито пробормотал Климчук, потирая ушибленные места.
– Он и сказал, как мог,- улыбнулся я,- а, вообще, Володя, таких слов в мальчишеском словаре нет, просто ты об этом успел позабыть.
Климчук с невнятным ворчанием отряхивал пыль со спортивного костюма. Я занялся тем же, и пару минут мы помогали друг другу привести себя в относительно божеский вид.
Из вестибюля гостиницы вышла пожилая уборщица с веником.
– Набульбенились тут с утра!- противным, визгливым голосом заорала она на всю площадь. – А еще, говорят, приличные люди! Очки понадевали, интеллигенты!
– Ведьма! – рявкнул Климчук громовым, полковничьим рыком.
– Алкоголик!- завизжала бабка. – Пьянь подзаборная! Щас, как дам веником!
Уборщица явно жаждала устроить вселенский скандал.
– Только скандала нам не хватало!- тихо напомнил я Володе.
Климчук подхватил рюкзак, и мы не сговариваясь, быстро скрылись за углом кафе.
– Какая ажиотажная старуха!- раздраженно сказал полковник.
– Не иначе, хозяйка той ажиотажной болонки! – подхватил я.
Климчук хрюкнул, поставил на скамейку рюкзак. Похлопал себя по карманам, извлёк мятую пачку «Столичных» - у подполковника, не иначе, свистнул, – и мы закурили.
– Нам в другую сторону,- сказал я, - пора бы возвращаться в парк. Да и вообще возвращаться…
– Надеюсь, там уже нет засады?- деревянно спросил Климчук.
Я пожал плечами, и мы направились в сторону аллеи имени Ленинского Комсомола.
Молодая трава аллеи была покрыта серебряной росой, свежая сирень пахла одуряюще сильно, как-то по-особенному, и мне на мгновение показалось, что вернулся я в советское детство, что мне, как и должно быть в 1986 году, неполных пятнадцать и достаточно крикнуть: «Ночка!Ночка!», как из кустов сирени выскочит наша собака, чёрно-рыжий пинчер, которую я имел удовольствие выгуливать ранним утром, и с радостным визгом кинется обнюхивать мои джинсы. Забавно, что эти ощущения только усиливал сомнительный аромат «Столичных» сигарет, которыми меня обкуривал шедший рядом уставший Климчук. Я тут же подумал, что именно сейчас в далекой Евпатории невысокий парнишка в розовой рубашке с надписью «Metro» и чешских синих джинсах выгуливает средь кустов сирени собаку, нахально дымя болгарской сигаретой, благо этого не видят родители.