Горький хлеб (Часть 3)
Шрифт:
– Ступай мимо, христов человек, - лениво отмахнулся Капуста.
– Ну, да бог с тобой, батюшка. Поедем, однако, ребятушки, неволить грех. Токмо и попросились к тебе за малым. Потрапезовать надумали с православными да чарочкой винца рот промочить. Винцо-то у меня зело доброе.. Прощевай, сердешный, - лукаво блеснув глазами, промолвил Калистрат.
Капуста, прослышав о вине, мигом ожил и с крыльца поднялся.
– Погодь, погодь, христов человек. Добрый я седни. Айда в терем.
Приказчик подмигнул челядинцам.
"То-то мне терем, хе-хе. Как на полях голо, так и в избе", - с ехидцей подумал Калистрат.
Дубовый стол, широкие лавки вдоль стен, изразцовая печь, киот с тускло мерцающей лампадой да два поставца с немудрящей посудой - вот и вся утварь.
Внутри избы стоит полумрак. Небольшие оконца, затянутые слюдой, едва пропускали дневной свет в горницу, скудно освещая бревенчатые стены, по которым ползали большие черные тараканы.
– Фетанья-я!- рявкнул густым басом Митрий Флегонтыч.
Из сеней в горницу вошла неприметная сухонькая старушонка в ветхом летнике и в темном платке на голове. Низко поклонилась гостям.
– Чего седни в печи, старая?
– Горох тертый, кисель овсяный да горшок молока, батюшка. А ушицу язевую да щти еще вчера приели, - вздохнув, вымолвила стряпуха.
– Да уж ты не утруждай себя, Митрий Флегонтыч. Угодили мы к тебе в неурочный час. Сделай милость, откушай с нами, чарочку испей.
– Присяду, пожалуй, - согласно мотнул бородой Капуста, поглядывая на ендову с вином.
– Откуда имя мое ведомо?
– Сосед ты наш, батюшка, а мы - князя Андрея Андреевича Телятевского людишки. В монастырь пробираемся. Пожаловал князь монастырю на день Феодосии дарохранительницу да крест напрестольяый. Туда и спешим с божьим именем.
– Аль греха много у Андрея Андреевича?
– опрокинув чарку, усмехнулся Митрий Флегонтыч.
– Упаси бог, сердешный. Наш князь живет с благочестием, а лишняя молитва не помешает, - деловито отвечал Калистрат, подливая Капусте вина в чарку.
– Сам-то чего плохо пьешь? Говеешь что ли?
– Немощь одолела, Митрий Флегонтыч. Худо идет винцо в нутро. Как лишнее выпью - животом слабну.
– Не хули винцо, христов человек. Пей досуха, чтоб не болело брюхо. Курица и вся две денежки, да и та пьет. Я еще, пожалуй, чарочку осушу.
– Окажи милость, батюшка, - благоговейно вымолвил приказчик, закусывая куском холодной баранины с хреном.
– Как служба царская, сердешный?
– Худо, братец мой. Повелел государь троих мужиков на коне и в доспехе полном снарядить на дело ратное. А где их взять-то? Дал мне царь поместьишко малое, мужиками и землей скудное. Должен я давно уж при царевом дворе быть, но тут все при деревеньке мыкаюсь. С Егория вешнего здесь сижу. Того и гляди, в опалу угожу. Ближний царев боярин строг. Разгневается и деревеньки лишит.
– Аль мужичков
Митрий Флегонтыч, заметно хмелея, шумно отрыгнул, поднял на Калистрата опухшее красное лицо и продолжал жалобиться:
– Голь перекатная. Был мужик, да вышел. В бега подались, дьяволы. По писцовой книге у меня пятьдесят душ во крестьянах сидело, а нонче и двух десятков не соберешь. А государю подати я по старой записи должен вносить да самому на службе ратной деревенькой кормиться. А чего взять с экой голытьбы? Не токмо оброк собрать да ратных людей снарядить, а и на суконный кафтанишко себе с крестьянишек не ухвачу. Захирело поместье. Челобитную мыслю государю писать, иначе сгину, али в дьячки подамся.
Выпив еще три чарки кряду, Митрий Флегантыч, качаясь на лавке, ухватил вдруг приказчика за ворот кафтана, закричал запальчиво:
– Пошто пытаешь, дьявол? Что тебе за нужда вином меня угощать? Уж не лиходей ли?
– Побойся бога, сердешный. По святому делу едем, - испуганно и примиренно залепетал приказчик.
Мокей надвинулся было на Капусту, но Калистрат, успев смекнуть, что драка к добру не приведет, замотал головой. Капуста - медведь медведем, во хмелю, сказывают, свиреп, чего доброго, и насмерть зашибет.
– Подлей винца, Мокеюшка, доброму хозяину, - умильно проговорил Калистрат.
– У-у, дьявол!
– зло воскликнул Капуста, и, оттолкнув от себя тщедушного приказчика, приложился прямо к ендове.
"Век живу, а таких питухов не видывал. Горазд, однако, сердешный, до зелена винца", - подумал Калистрат, доедая калач на коровьем масле.
Осушив ендову, Митрий Флегонтыч смачно крякнул, сунул в рот соленый огурец и тяжело грохнулся на лавку. Задрав густую курчавую бороду на киот, промычал в полусне:
– Ступайте прочь в чертово пекло...
Калистрат и челядинцы перекрестились и встали из-за стола. В горнице повис густой богатырский храп. Над Капустой склонилась Фетинья, прикрыла пестрядиным9 кафтаном, участливо завздыхала:
– Умаялся, горемычный. Теперь уж до утра не поднимется. Намедни в буйство впал, дворню всю перепорол, девок изобидел. Натерпелись страху...
– Велика ли дворня у Митрия Флегонтыча?
– полюбопытствовал приказчик.
– Какое там, батюшка. В холопах трое, две девки да я вот, раба старая.
Вышли во двор. Возле конюшни, надвинув дырявый колпак на глаза, дремал на куче соломы коротконогий рыжеватый мужик в пеньковых портах и без рубахи.
– Эгей, сердешный!
– окликнул дворового приказчик.
Мужик смахнул колпак с головы и нехотя поднялся. Переминаясь с ноги на ногу, позевывая, спросил, вглядываясь с сухощавого старичка в суконном кафтане:
– Чего надобно?
– Из холопей сам будешь или мужик пашенный?
– Старожилец я безлошадный, - почесываясь, ответил мужик.