Горький обман

Акваа К.

Меня охватывает холод, и этот дом, который я считал теплым и единственным безопасным раем, внезапно кажется слишком пустым. Я вижу момент, когда Аврора отстраняется, вижу момент, когда ее глаза закрываются, и маленький шаг, который она делает от меня.

Я не хотел говорить ей об этом так скоро, но это часть меня. У меня были враги, я убивал тех, кто переходил мне дорогу, и делал это без всякой жалости.

Хелиа возьмет на себя вину за это. Он еще не знает об этом, но он заплатит, и это будет не очень красиво. Мне нужно держать его под прикрытием.

Неважно,

что он рассказал Авроре. Хорошо, что она знает, за кого вышла замуж и к кому начала испытывать чувства. Она должна увидеть мою уродливую сторону, чтобы полностью полюбить и принять меня.

Может, мой разум и пуст, но тишина не так заметна, когда рядом со мной Аврора.

Она — громкий голос в моей тишине.

Благодаря ей я изменил весь ход своей жизни. Я хочу, чтобы она приняла меня и оставила.

— Почему?

Мое сердце падает, а потом замирает.

— Я…

Телефон Авроры звонит, останавливая меня от того, чтобы рассказать ей, что все это из-за Венеции. За спасение моей сестры Хелиа хотел получить компанию ее отца. И ярость охватила меня, когда Мейс столкнул ее с лестницы.

Все эти слова остались позади, когда Аврора взяла телефон, обошла меня и направилась к двери своего кабинета, а я последовал за ней.

— Я посмотрю, кто она. Уверена, Ремо ее знает, — говорит она в трубку, не сводя с меня глаз, пока мы запрыгиваем в машину.

— Аврора, позволь мне объяснить тебе.

Ее глаза покраснели, и в них наворачиваются слезы. Я не могу видеть ее в таком состоянии.

— Пожалуйста, перестань плакать. Каждая твоя слезинка — это еще один кусочек моего сердца, разорванный на части. Каждая твоя слеза, пролитая из-за меня, — это еще одна ножевая рана в моем сердце. Перестань плакать, amore mio, — умоляю я, поднимая руку, чтобы вытереть ее слезы, но она отводит взгляд, и это ранит больше всего на свете.

Когда я вхожу в дом следом за Авророй, то вижу, что Венеция стоит в гостиной, а Камари и Рауль разговаривают с ней.

Поймав мой взгляд, Венеция смотрит между мной и Авророй, и ее глаза расширяются.

— Что ты сделал? — спрашивает Венеция, откладывая книги и подходя ко мне. Она хватает меня за руку и тащит на кухню.

Мы оба стоим в тишине, и я даже не обращаю внимания на то, что Венеции не должно быть здесь. Камари скажет Авроре, что Венеция — моя сестра, но… Мои руки опускаются на бока, когда я смотрю на темный сад.

Тишина становится громкой. Глаза Венеции смотрят на меня. Ждет.

— Ты знаешь, что я был боксером еще до твоего рождения? Я занимался им до двадцати четырех лет, и мне это нравилось. Я хотел занять более высокое положение, драться в более крупных поединках и сделать себе имя в этой индустрии, но наши мать и отец не поддерживали меня. Тогда я еще не знал о тебе, но в тот вечер, когда у меня был первый в жизни большой бой, я узнал о тебе.

Венеция лишь наклоняет голову.

Мой мозг проигрывает мои воспоминания, как ролик на повторе.

— Мой тогдашний личный секретарь

сказал мне, что ему только что сообщили, что у меня есть сестра. Ей было восемь лет, и она жила в гребаном приюте. Представь мое удивление, когда я узнал, что это мои родители поместили ее туда.

Я выпустил сухой смешок и покачал головой, прекрасно понимая, что когда я думал, что моя жизнь идет вверх, она начала идти вниз.

— Я не мог пойти к ним. Я не мог спросить их лично, не мог добраться до тебя и уж точно не мог покинуть бой. Я застрял. Внезапно я оказался под таким давлением, под такой ответственностью, которая в считанные секунды легла на мои плечи.

Я делаю взволнованный вдох, мои руки трясутся, как будто все вокруг рушится.

Все ускользает из моих рук, а я всего лишь пытался спасти сестру и удержать единственную женщину, которая хотела меня и проявляла ко мне любовь.

Мои колени слабеют, а глаза горят, пытаясь вспомнить мальчика, который покончил с собой и надел маску, чтобы пройти через это темное общество.

Я делал все, что хотел, играл с властью, играл с жизнями людей, но теперь… кажется, ничто не стоит того.

Я теряю все.

— Что ты сделал той ночью, Ремо?

Лицо Венеции не меняется. Может, она возненавидит меня, как возненавидела Аврора, когда узнала, что я убил ее отца.

— В ту ночь я убил двух человек.

Выражение ее лица не меняется. — Я хочу услышать объяснение.

Я издаю дрожащий вздох, опускаю глаза, но не потому, что мне стыдно. Я знаю, что это никогда не прекратится. Я не остановлюсь. Теперь это заложено во мне.

Страх потерять двух самых дорогих девушек в моей жизни крепко сжимает меня.

— Я вышел оттуда перед тем боем, и там, в переулке, где я в ярости бил стену, я встретил парня с самыми опасными зелеными глазами, и между нами был заключен договор. Был составлен план, и я начал распутывать, чем именно занималась наша семья. Мы с Хелиа работали вместе последние десять лет. Нет ничего, чего бы мы не сделали, и мы не остановились ни перед одной чертой.

В глазах Венеции появился блеск, который заставил меня задуматься, почему она так себя ведет.

— Я не собираюсь останавливаться, ведь именно так я обрел власть, но Аврора меня не простит. Тем более что ее отец был моей последней жертвой.

Она громко задыхается, глаза ее расширяются. — Ремо! Что ты наделал?!

— Это все равно должно было случиться. Это была часть платы за помощь тебе, Венеция. Хелиа хотел заполучить его компанию, и это могло произойти только в том случае, если он передаст свою компанию мне, отдаст ее своей дочери, а этого не произойдет, только если он умрет.

Венеция качает головой.

— Ремо. Это непростительно, независимо от обстоятельств. Он был ее отцом. Аврора кажется женщиной, которая не согласна с твоим образом жизни. Это неправильно. Почему ты сделал это, зная, что она так отреагирует? Почему ты сделал это, зная, что собираешься оставить ее своей женой?