Горький обман

Акваа К.

— Проснись.

Я даю Дэймону пощечину.

Он рывком просыпается, моргает глазами, оглядываясь по сторонам. Его лицо неузнаваемо из-за того, что Хелиа сделал с ним, пока я был занят тем, что пытался вернуть жизнь своей жене. Жену, которую он чуть не убил, оставив после себя пустую оболочку, без ярких цветов в глазах, без собственного запаха, который разносился бы по всему дому.

Такому человеку, как Дэймон, недостаточно прощения.

Он что-то бормочет, но ушибленная и рассеченная губа не позволяет ему говорить внятно.

— Теперь, когда

ты очнулся, есть последние желания?

Хелиа подходит ко мне и протягивает пистолет. Я проверяю количество патронов и вижу, что он полон — идеальный вариант для того, чтобы выпустить его в него сегодня.

— Ч-что? — шепчет он, пытаясь открыть один глаз. Он опух и приобрел глубокий, уродливый фиолетовый цвет.

— Мой брат, он тебя не пустит.

Его речь прерывается, и он задыхается короткими глотками. Его голова свисает, а губы остаются открытыми. Он обезвожен, и это хромое тело бесполезно для меня. Не стоит его оставлять.

— О, какой брат? Тот, который сбежал, как только я упомянул о возможности испортить их имидж в обществе? Тот, который буквально отрекся от тебя, как только я предстал перед ними?

Дэймон пытается покачать головой, моргая.

— Нет… — Он продолжает бормотать, но я хватаю его за челюсть, наклоняя его лицо вверх.

— Ты совершил одну ошибку в своей жизни, и она будет стоить тебе всего твоего существования, и эта ошибка была направлена против моей жены. Одна ошибка, и ты отправишься в могилу раньше времени. Помолись напоследок, мать твою.

С этими словами я приставил пистолет к его лбу. В тот момент, когда его глаза расширяются от осознания, я стреляю.

Его тело откидывается назад, и я отпускаю его. Еще один выстрел разрушает его сердце, и я целюсь еще раз прямо в то же самое место.

Я держал его в живых, чтобы он страдал больше месяца. Теперь эта глава окончена.

Отдав пистолет Хелиа, я разворачиваюсь и направляюсь обратно на улицу, зная, что сделал хороший выбор, надев сегодня черное.

Я слышу легкое дуновение ветра, атмосфера вокруг меня становится тяжелой, и это говорит о том, что Хелиа идет позади меня.

— Мне нужно знать что-нибудь?

Его голос мягкий и тихий, как будто он самый невинный человек на свете.

— Что? — Я засовываю руки в карманы, прислоняясь к машине, и

поворачиваюсь, чтобы увидеть, как он бросает сигарету на землю и наступает на нее.

Затем его изумрудные глаза скользят по моему лицу. — Вижу, ты не потерял хватку, даже спустя десять лет. Теперь я могу идти?

Я ухмыляюсь, забавляясь его просьбой. — И ты спрашиваешь меня об этом, потому что…?

С его губ срывается усмешка, звук четкий и ясный, но призрачный, от которого у большинства людей по спине бегут мурашки. Вот только я привык к Хелии. Привык к тому, что этот человек лишен эмоций. Вы не найдете в нем ничего, даже если будете искать.

— Потому что я хочу знать, означает ли зависимость от кого-то, что ты будешь часто оставлять вокруг себя трупы.

Его тон становится тише, когда он произносит это, его глаза

впервые за все время смотрят в сторону от меня.

— Не обольщайся. Ты не можешь позволить себе ввязаться в какое-нибудь дело сейчас, не тогда, когда полиция и расследование продолжаются, — говорю я.

Он рассеянно кивает.

— Займись новой компанией, которую я передал тебе на прошлой неделе.

Я киваю ему и сажусь в машину.

Это означает только одно: в мозгу Хелиа что-то заваривается, и скоро там, где остановилось его внимание, начнутся хаотичные разрушения.

Оставив его позади, я возвращаюсь в свой дом — единственное место, где я когда-либо находил покой, и то благодаря моей жене.

— Ремо, новости!

Аврора стоит в гостиной, раскрыв в шоке губы, и смотрит на размытые фотографии тела Дэймона, которые показывают в утренних новостях. Репортер называет это самым отвратительным убийством, которое она когда-либо видела. Тело отправили на экспертизу, чтобы выяснить, что именно произошло.

— Этого не может быть… ты…, — она осекается, ее глаза медленно скользят ко мне, но я стою на месте, не двигаясь ни на дюйм, наблюдая за бурей и противоречивыми эмоциями в ее глазах.

Она кусает губы, моргает, затем выключает телевизор.

— Ты злишься на меня?

Она делает глубокий вдох, на мгновение закрывая глаза.

— Нет. Не злюсь, но думаю, что должна. Он преследовал меня так долго, так много лет, и я всегда оглядывалась через плечо. Мне казалось, что он прячется где-то в тени и наблюдает за мной. А теперь… все закончилось. Его больше нет, и это чувство облегчения, которое я вдруг почувствовала, не должно было быть, но оно есть, и я знаю, что это ты по-своему защитил меня.

Она подходит ко мне ближе, ее взгляд фиксируется на моем.

— Эта любовь, наполняющая твои глаза, — все для меня, — шепчет она, прикладывая руку к моей щеке. — Эта любовь такая запятнанная, такая сладкая, но в то же время такая грубая. Я бы не хотела, чтобы было иначе.

Она поднимается на ноги и прижимается лбом к моему.

— Я люблю тебя, Ремо. Мне нравится, что ты оберегаешь меня. Я дорожу любовью, которую ты испытываешь ко мне, этой сказкой, которую ты мне подарил, несмотря на то, что вокруг нее есть твердые края, несмотря на шипы. Я люблю тебя, и нет ничего, что могло бы изменить это. Ничего.

Мое сердце, я чувствую, как оно колотится внутри меня, его тяжелый ритм почти болезненный. Я хочу впитать в себя слова, которые говорит мне Аврора. Я хочу, чтобы они были начертаны, чтобы я мог слышать и видеть их снова и снова, зная, что это тот день, когда она полностью приняла самую уродливую, самую темную часть меня.

— Ты заставила меня так долго ждать, чтобы услышать эти слова. Я отчаянно хотел услышать их от тебя.

Она улыбается мне в ответ, накрывает мои губы своими и целует меня.