Горький шоколад
Шрифт:
— Я подумаю над вашим предложением, мисс Саймон. — Лукас опустил ее ногу и поднялся. — Но вначале придется позаботиться о ваших прелестных ножках и обработать их антисептиком. Я сейчас его принесу.
— Уж будьте любезны, — горько съехидничала Калли.
Сейчас было самое время заголосить, но желание пропало. Калли лежала, неслышно вздыхая, и молча дожидалась Старка, проклиная себя за невезучесть. Остается двенадцать дней…
А что потом?
Старк вернулся с антисептиком, тазиком с водой и полотенцем.
— Спускайте ноги. — Он поставил
Каллиста посмотрела на колеблющуюся воду. Бедные, бедные ее ножки. Пострадали зря… Она опустила их в таз и покривилась — слишком чувствительной оказалась вода для открытых ранок.
Старк присел на корточки и принялся намыливать ее ногу.
— Что вы делаете? — вспыхнула Калли.
— А вы как думаете? — парировал Старк, с чувством поглаживая скользкую от душистого мыла белую ступню.
— Я ничего не думаю, — заплетающимся языком отозвалась Каллиста, пытаясь не впасть в транс и остаться в полном сознании.
— Я это заметил, — сардонически усмехнулся Лукас. — Если бы вы хоть капельку думали, то не стали бы выбрасываться из окна с такой высоты.
— Я не выбрасывалась. Я просто выпрыгнула.
— В данных обстоятельствах это почти одно и тоже.
Каллиста не ответила, потому что мокрые пальцы Старка вдруг извилисто заскользили вверх по ее ноге, к круглому колену. Вот теперь в обморок следует упасть. И немедленно! Чтобы не умереть.
От незнакомого доселе грешного блаженства.
— Что вы делаете? — дурацкий вопрос вновь сорвался с ее повлажневших губ.
— Не отвлекайте меня расспросами, — нежно мурлыкнул Лукас. — Вы разве не видите, что я занят?
— Вижу.
Она видела наклоненную темную голову Старка, видела, как его губы скользят по ее мокрой коже, как они огибают колено и вновь устремляются вниз, к мокрым пальчикам, принимаясь целовать их каким-то особенным способом. Она видела собственные руки, которые вдруг начали подрагивать.
Калли не знала, куда деть эти дрожащие руки. Они везде были лишними, везде мешали. Наверное, их следовало бы положить на склоненную голову Старка, а еще лучше — запустить в его густую темную шевелюру.
О чем это она?
Каллиста ужаснулась в сотый раз за этот едва начавшийся день. К вечеру она непременно сойдет с ума. И для нее это будет благом.
— Я вас ненавижу, — слабо выдохнула она, когда язык Старка лизнул ее большой палец.
— Вы мне это уже говорили. — Лукас на миг оторвался от вожделенной ноги и посмотрел на ее лицо. Глаза у него сверкали так, что золотистые искры могли подпалить шелковую ткань халатика.
— Сегодня я вас ненавижу больше, чем вчера. — Каллиста не смогла выдержать его взгляда и уткнулась глазами в подол своего легкомысленного лилового одеяния.
— Вы делаете меня счастливейшим из смертных, мисс Горький шоколад. — Лукас опять занялся ее пальчиками на ногах, то ли лаская, то ли мучая их губами.
Сколько этопродолжалось? Каллиста не смогла бы ответить точно.
…пеклом. Из которого она еле-еле выкарабкалась. Очнулась, задыхаясь. А Лукас Старк уже вытер ей ноги полотенцем и смазывал антисептиком.
— С ранами покончено, — произнес Старк, когда ее глаза сделались осмысленными и уставились на него с диким выражением, которое он предпочел не заметить. — Ну а теперь, мисс Саймон, вам придется ответить за побег…
— Что? — Калли не поняла, но заледенела.
— А вы думали, эта глупая эскапада вам с рук сойдет? — Красивый рот Старка вдруг изогнула зловещая улыбка, ужесточившая линию рта. Старк, который ласкал ее пальчики, преобразился до неузнаваемости. Оказалось, что все его давешнее добродушие и мягкая незлобивая ирония — всего лишь маска. Настоящий мистер Старк был в бешенстве. — Не-е-ет, драгоценная мисс, за попытку побега вы будет наказаны. Без всякой жалости. Чтобы впредь неповадно было…
— Мистер Старк…
Это единственное, что она успела произнести. Затем мир перевернулся и взорвался. Калли вдруг ощутила спиной кровать, опрокинутая одним сильным движением. Старк навалился сверху, губами добираясь до приоткрывшегося рта, руками — до груди, распахивая халат.
Нет, он не целовал — он наказывал. Худшее из наказаний, когда нежные губы под натиском других губ превращаются в пульсирующие сгустки. И больно, и жгуче, и паляще.
Не-вы-но-си-мо.
Калли пыталась бороться. Но ее вдавили в постель с такой силой, что каждый вздох ей давался с трудом. На заломленных руках наверняка останутся синюшные отметины, если конечно, она сейчас не задохнется и не умрет.
Губы осатаневшего Старка были повсюду, и каждое их касание порождало стон, заставляя выгибаться всем телом. Там, где он целовал, кожа истончилась, пылала и была готова расползтись, как тонкая непрочная материя.
Этодлилось и длилось и никак не могло закончиться. А потом внезапно все прекратилось.
Калли перевернулась на живот и уткнулась горящим лицом в смятую подушку. Губ своих, припухших и потрескавшихся, она не чувствовала, зато исцелованная грудь саднила нестерпимо. И еще подбородок, нещадно исколотый щетиной. Откуда-то сверху до нее донесся чуть сбившийся от борьбы негромкий голос Старка:
— Надеюсь, мысль о побеге больше не возникнет в вашей хорошенькой головке, мисс Саймон. В противном случае наказание за вторую попытку станет для вас адом…
— Айви, ты уже договорился с покупателем?
— Мы все еще торгуемся, очень неуступчивый тип попался. Но ему придется выложить тридцать кусков. Я пригрозил, что отправлю орнитоптеру на аукцион, и он занервничал. Так что скоро я смогу вернуть долг своему злобному братцу. Пусть утрется.