Горькую чашу – до дна!
Шрифт:
– Виски было заказано, сэр. Если пожелаете еще что-то, сделайте, пожалуйста, заказ через коммутатор. Я больше не буду вас беспокоить.
Удивительным образом стойкость официанта остудила запальчивость Джерома. Он даже извинился перед ним:
– У нас очень важное совещание.
– Понимаю, сэр, – холодно процедил тот и скрылся за дверью.
– Да, так какой же выход? – тотчас спросил Косташ.
– А вот какой: триста тысяч долларов, – ответил Джером.
Мой Счастливчик только рот разинул.
– Я был у Иверсена. – Иверсен – это
– Но ведь он сказал…
– Мало ли что он сказал! В общем, он требует триста тысяч долларов. И за это обязуется никогда больше не пускать в прокат старый фильм и выдать нам для сожжения все имеющиеся у него копии.
Когда Джером все это высказал, я выпил первый стакан виски. В безвкусной гостиной застыла мертвая тишина. Не только потому, что окна выходили во двор.
2
– Но это же шантаж, – выдавил наконец Счастливчик с видом обиженного ребенка, у которого отняли шоколадку.
– Нет, это западня, – возразил Джером. – И мы в нее попались. Каждый вправе ставить другим западню. Никто не заставляет в нее попадаться. Иверсен дал мне десять дней. Если он за это время получит триста тысяч, мы получим копии. В противном случае он передаст старый фильм телевидению с соответствующей рекламой.
– Триста тысяч долларов! – От волнения Косташ начал заикаться. – Да ведь это треть наших производственных затрат! Миллион двести тысяч марок!
– Я знаю, сколько марок получится. Умножать на четыре я тоже умею. – Подлый коротышка сейчас разговаривал точно так же, как его братец: холодно и безжалостно. – С побережья я еще успел поговорить по телефону с «Космосом». Есть две возможности: либо прекратить съемки, либо уплатить триста тысяч.
– Может, поторговаться с Иверсеном и он сколько-то уступит? – промямлил Косташ.
– Это я уже сделал. Поначалу он требовал пятьсот тысяч. В общем: либо мы платим, либо прекращаем съемки!
– И что тогда? – Вид у Косташа был до того жалкий, что я пододвинул к нему второй стакан виски, но он его даже не заметил.
– Тогда получится, что вы нарушили параграф четырнадцать нашего договора, и фирма «Космос», равно как и мы с братом, вчинит вам иск за невыполнение. Однако…
– Мистер Уилсон, умоляю вас…
– Не угодно ли дать мне договорить? Благодарю. Однако мы не какие-то нелюди…
– Ах, даже так! – ввернул я.
– …и готовы помочь вам. Предлагаю: «Космос» и мы платим Иверсену сто пятьдесят тысяч долларов. Остальные сто пятьдесят тысяч платите вы.
– Откуда нам посреди съемок взять эти сто пятьдесят тысяч долларов или шестьсот тысяч марок, да еще за десять дней?! – вне себя заорал Косташ.
– Не надо.
–
– Не надо кричать, мистер Косташ. Я этого не выношу.
Косташ послушно перешел на полушепот:
– А что… Что будет, если мы не наскребем эти шестьсот тысяч марок?
– На каждого из вас приходится только триста тысяч.
– Это понятно. Так что будет, если мы их не наскребем?
– В этом случае, – вкрадчиво сказал коротышка, – мы, то есть «Космос», мой брат и я, готовы, чтобы спасти фильм, уплатить Иверсену также и остающуюся сумму. Само собой разумеется, господа, что вы оба перестаете быть продюсерами и дальнейшее использование фильма переходит в наши руки.
После этого заявления я выпил еще стакан виски. И сказал:
– К сожалению, в начале разговора вы меня перебили, Косташ.
– Я перебил? Вас? Когда?
– Мистер Уилсон знает когда.
Коротышка метнул на меня быстрый взгляд и опять полуприкрыл глаза. Я сказал:
– Вы перебили меня на слове «странно», Косташ. Я сказал, что считаю эту историю более чем странной: Иверсен вдруг угрожает выпустить старый фильм. Успокойтесь, Джером, на этот раз я никому не позволю меня перебить! Я действительно считаю это чрезвычайно странным. Представьте себе, Косташ: мы отсняли примерно треть фильма. Причем ежедневно отсылали нашим милым партнерам – братьям Уилсон – отснятые накануне кадры. И милые партнеры, братья Уилсон, прислали нам поздравительную телеграмму, так как кадры эти им очень понравились. – В эту минуту я был уже совершенно уверен, что подозрения мои попали в точку. Джером опять попытался меня прервать, но я как ни в чем не бывало продолжал: – Милые братья и «Космос» видят, что фильм обещает им удачное вложение денег, то есть огромную прибыль. Но этой прибылью им придется делиться с нами. Разве не обидно? А что, если кто-то явится к мистеру Иверсену и наведет его на мысль пригрозить выпуском копий старого фильма!
– Это наглая инсинуация! – взвизгнул Джером и побагровел до корней волос. Тут наконец и до Косташа дошло. Он сжал кулаки и набычился, как боксер перед атакой. Надеюсь, он не разорвет коротышку на куски, подумал я. И тут же: а почему бы и нет? Вот и пусть, и пусть!
Я добавил:
– Разумеется, ни мистер Джером Уилсон, ни его бедный больной брат не ходили сами к мистеру Иверсену. В Голливуде так много опытных адвокатов. Главные действующие лица остаются за кадром. Адвокаты улаживают это дело в два счета. Помните ведь из «Трехгрошовой оперы»: «Только ножик скрыт от глаз…»
Косташ подступил вплотную к Джерому и прошипел:
– Так вот в чем состояла ваша «идея»! Вы знали, что мы не сможем уплатить. И решили выставить нас за дверь. А барыши загрести себе!
– Если вы сию же минуту не прекратите… – начал было коротышка, но прикусил язык и уставился на огромные, занесенные над ним кулачищи Счастливчика.
Я ввернул:
– Теперь вы опять можете называть его Джеромом! Счастливчик едва слышно прошипел:
– Ах ты, свинья!