Горничная Карнеги
Шрифт:
Я смотрела на черную карету, пытаясь решить, как поступить. Сойдя с борта «Странника», я поклялась себе, что никогда больше не стану ждать, что сама буду распоряжаться своей судьбой каждый раз, когда предоставится такая возможность.
Незнакомец распахнул дверцу.
— Садитесь, мисс.
Я обернулась к нему и сказала:
— Прошу прощения за задержку, сэр. Этого больше не повторится.
И, шагнув вперед, поднялась по ступенькам в карету.
Глава третья
Я оказалась не единственной пассажиркой. Как только глаза приспособились к сумраку, я разглядела еще двух молоденьких девушек, моих ровесниц, с характерными
Пресвятая заступница Дева Мария, кем же была та, другая Клара Келли?
Судя по вытаращенным глазам девушек, мое появление их тоже явно обескуражило. Они ждали совсем не такую попутчицу. Требовалось скорее понять, как не выдать себя, чтобы не потерять место в карете. Как держаться, дабы обман не раскрылся?
Прежде всего, надо следить за речью. Эти девушки наверняка говорили по-английски красиво и чисто. Мой западно-ирландский выговор фермерской дочки будет резать им слух, пусть даже все наши деревенские соседи считали, что сестры Келли изъясняются «как благородные барышни» — благодаря папиному воспитанию. Я ни капельки не сомневалась, что та, другая Клара Келли разговаривала, как мои новые спутницы. В отличие от меня.
В карету заглянул посланец миссис Сили.
— Мисс Келли, мне нужно погрузить ваш багаж. Где он?
Как я могла признаться, что все мое земное имущество сложено в заплечной холщовой сумке? Настоящая Клара Келли наверняка путешествовала с большими дорожными сундуками, вмещающими красивые пышные платья; моя же сумка настолько мала, что в нее уместилось лишь самое необходимое. А вот мои драгоценные книги уже не вошли: ни поэзия, ни исторические описания, ни потрепанный экземпляр «Демократии в Америке» Алексиса де Токвиля — в нем папа черпал вдохновение в свою бытность участником Ирландского республиканского братства, я же использовала его как пособие для лучшего понимания жизни в Америке, куда собиралась уехать. По этим книгам отец учил грамоте всех своих дочерей (к изумлению и недовольству соседей-фермеров), и потому расставание с ними я воспринимала почти так же тяжело, как расставание с семьей.
Я ответила:
— Прошу прощения, сэр. Надо было сразу сказать. Мой багаж потерялся в пути.
Я очень надеялась, что сумела убедительно изобразить англо-ирландский акцент, с которым, как мне представлялось, изъяснялись мои новые попутчицы. За образец я взяла семью наших землевладельцев Мартинов.
Мартины. Я не хотела вспоминать о них и уж тем более использовать как пример для подражания. Собственно, из-за них мне и пришлось ехать в Америку. Когда опять пошли слухи о папином бунтарском прошлом и его былых связях с Ирландским республиканским братством — тайной заговорщической организацией, ставившей своей целью создание независимой Ирландской республики, неподвластной английской короне (помимо прочего, члены братства, называвшие себя фениями [3] , выступали за то, чтобы каждый ирландский фермер-арендатор имел право на неотъемлемое долгосрочное владение землей при справедливой, посильной арендной плате; эти идеи возникли во время Великого голода в Ирландии, когда английские власти не оказали пострадавшим практически никакой помощи, что привело к массовой гибели людей), — англо-ирландцы Мартины применили к отцу репрессивные меры. Они принялись мало-помалу отбирать землю, составлявшую папин надел площадью в двадцать акров. Такая площадь позволяла выращивать сразу несколько разных культур, благодаря чему наша семья выжила во время Великого голода, — в отличие от многих других арендаторов со стандартным наделом в один акр, где сажали только картофель, который как
3
Фении — воины легендарной дружины в древних ирландских сказаниях.
— Потерялся? — переспросил кучер.
В его голосе явно слышалось недоверие. А может быть, он не разобрал мой притворный акцент? Как бы то ни было, мои слова смутили его, и мне следовало твердо придерживаться выбранной версии.
— Да, сэр. Во время шторма.
Я произнесла эту ложь и сразу пожалела об опрометчивой выдумке.
Девушки, тайком наблюдавшие за нашей беседой, уже не прятали лица за веерами, а открыто таращились на меня. Они тоже прибыли на «Страннике» и знали: хотя волны изрядно трепали наше старенькое китобойное судно — и однажды случилась достаточно сильная буря, затопившая трюмовые каюты, — настоящие штормы нас все-таки миновали. Они способны запросто разоблачить мою ложь.
Кучер недоверчиво сдвинул брови.
— Во время шторма? Эти барышни ничего не говорили о шторме. И матросы в порту тоже вроде бы не обсуждали никаких происшествий.
— Да, сэр. — Я решительно кивнула. Пускай барышни смотрят и щурятся с подозрением — я должна стоять на своем и убедить этого человека в том, что мне можно верить.
Он качнул головой — то ли с недоумением, то ли с досадой, я так и не поняла, что означал этот жест, — и захлопнул дверцу кареты. Я осталась наедине с двумя девушками, которые почему-то решили не выдавать мой секрет. Возможно, до поры до времени.
Щелчок кнута расколол неуютную тишину, и дилижанс тронулся. Резкий толчок застал нас врасплох, мы едва не попадали друг на друга, а потом сразу засуетились, пересаживаясь поудобнее и приводя в порядок свои вещи. Вскоре карета пошла ровнее, лишь изредка дергаясь, когда колеса наезжали на камень или попадали в глубокую колею. Снова воцарилась неловкая тишина, и мои спутницы, как и прежде, настороженно посматривали на меня.
Я уставилась в окно, притворяясь, будто увлечена проплывающими мимо видами. Сначала это была уловка, помогающая отгородиться от пристальных колючих взглядов попутчиц, но постепенно мое наигранное любопытство сменилось искренним изумлением. Мы уже покинули территорию порта и ехали по улицам Филадельфии, и я не видела привычных мне серых каменных зданий, заросших мхом и плющом. Никакой бурной зелени и древней истории, какими отличался Голуэй. Передо мной открывался новый город с широкими ровными улицами, пересекающимися под прямым углом; город, застроенный зданиями из красного кирпича, с ослепительно-белыми колоннами и оконными ставнями; город, увешанный яркими вывесками с названиями торговых лавок и даже перечнями их товаров. Все вокруг выглядело свежим и опрятным, хотя и не столь элегантным, как на улицах Лондона или Дублина, о которых я судила по гравюрам из папиных книг.
— Мисс Келли?
Я оторвалась от окна.
— Да, мисс… — Я растерянно умолкла, сообразив, что нас не представили друг другу.
— Я мисс Койн, а это мисс Куинн. Вы сказали вознице, что прибыли на «Страннике»?
Я все поняла. Эти девушки — по причинам, известным лишь им самим, — не разоблачили меня перед кучером миссис Сили, однако теперь, когда мы остались наедине, они не дадут мне отделаться малой кровью. Значит, надо держаться уверенно и стоять на своем, даже если моим собеседницам заведомо ясно, что рассказанная мной история лживая — хотя бы отчасти.
— Да, так и есть.
— И вы ехали вторым классом?
— Да.
Я надеялась, что мои слова звучали убедительно. Мне следовало соблюдать осторожность, чтобы не лишиться предоставленного шанса.
— Надо же, как любопытно. Мы с мисс Куинн ни разу не видели вас за все время пути.
— Я вас тоже не видела. Впрочем, я мало что видела со своего постоянного места на корабле.
Чтобы не сбиться с правильного акцента, я старалась говорить медленно и очень четко, и речь моя даже мне самой казалась фальшивой.