Горняк. Венок Майклу Удомо
Шрифт:
Еще секунду в зале стояла тишина, затем раздался восторженный рев африканцев. Даже Лэнвуд, Мхенди и Мэби кричали вместе со всеми. Заговорили между собой и англичане, словно вырвавшись из-под власти Удомо.
Министр в президиуме воскликнул:
— Боже мой!
— Да! Случай тяжелый, — сказал Росли.
— Он опасен — это сумасшедший какой-то.
Озорной огонек сверкнул в глазах долговязого лорда.
— Возможно, и вы вели бы себя не лучше, если бы нашу страну захватили немцы?
Не успел
Удомо посмотрел на трибуну. Туман в глазах рассеялся. Он снова различал людей. Отчаянная дрожь унялась. Тело наливалось силой. Председатель, кажется, улыбается. Удомо повернул голову. Лэнвуд смотрел в его сторону, стараясь поймать его взгляд. Вот лицо Лэнвуда засияло одобрительной улыбкой. Удомо улыбнулся в ответ и кивнул. Председатель начал говорить…
Мхенди окликнул:
— Майк…
— Уже поздно, — сказал Лэнвуд. — Спите. Нужно выспаться перед заключительной сессией.
— В чем дело? — спросил Удомо.
— Неужели нельзя подождать до завтра? — возмутился Эдибхой.
— Поди сюда на минутку, — попросил Мхенди.
— О боже! — простонал Лэнвуд.
Удомо встал с кровати и вышел в открытую дверь, соединявшую две спальни. Он, Лэнвуд и Эдибхой легли в большой спальне. Мхенди и Мэби — в маленькой. Лунный свет, проникавший через распахнутые окна, освещал ему путь.
Он присел на край постели Мхенди.
— Ты не спишь, Пол? — спросил Мхенди.
— Не сплю.
— Расскажи Майку, что ты рассказывал мне про дорогу через джунгли.
Мэби сказал:
— Я говорил Мхенди, что старики из горных селений уверяют, будто через джунгли есть дорога. Они убеждены в этом.
— Ну и что? — спросил Удомо.
— Неужели ты не понимаешь… — Мхенди старался побороть волнение.
— Не понимаю, — сказал Удомо.
— По ту сторону джунглей находится Плюралия, — сказал Мхенди.
Наступило долгое молчание. Потом Удомо кивнул в темноте.
— Да, — тихо проговорил он. — Да. Понимаю. Но ты уверен, что это так?
— Старики не станут болтать зря, — сказал Мэби.
— Сначала надо, чтобы ты завоевал свободу, — сказал Мхенди. — Тогда я смогу вернуться. Ты понимаешь, Майк?
— Да, — кивнул Удомо. — Да, понимаю…
— Это моя единственная надежда, — сказал Мхенди.
Удомо нашел в темноте плечо Мхенди и сжал его.
— Мы будем бороться за то, чтобы это сбылось, брат.
— Моя единственная надежда… — повторил Мхенди.
Удомо крепче сжал его плечо. Они долго молчали.
Наконец Удомо встал.
— Обещаю тебе, брат, — прошептал он.
Потом повернулся и пошел назад в большую спальню.
Часть вторая. Действительность
Лоис
1
Парижский
Мысль была какой-то отвлеченной — словно думала она не о себе, а о другом человеке. Он выйдет. Конечно же, он выйдет и сразу увидит ее. Ока прижала ладонью бьющуюся на шее жилку. Он… Вот он!
— Майкл! — И она сломя голову кинулась к нему. Опомнившись, заставила себя пойти шагом. Так закричать! Точно пустоголовая влюбленная девчонка!
— Лоис!
Он подошел. Лоис, будто сквозь туман, видела его огромную фигуру, блестящие глаза, широченную улыбку, ослепительно белые зубы. Она бросилась ему на шею и уткнулась лицом в плечо.
— Ах, Майкл… Дорогой… дорогой мой!
— Здравствуй, Лоис!
Они вышли из здания вокзала и пошли в город, приютившийся между горами и морем. Удомо взглянул вверх на горы, потом снова на гладкое, как зеркало, море. Безжалостное тропическое солнце жгло землю. Он снял пиджак, кинул его поверх чемодана и ослабил галстук.
— Замечательно! — сказал он.
— Я знала, что тебе здесь понравится… Ты завтракал?
— Где я мог позавтракать? В ресторане первого класса? Ты не должна была этого делать, Лоис.
— А как еще я могла вытащить тебя? Пришлось купить билет и послать.
— Но ведь это стоит бешеных денег.
— Зачем нужны деньги, если их не тратить? С собой в могилу все равно не заберешь. А мне таю хотелось, чтобы ты приехал. Так что не ворчи, пожалуйста.
— Ты невозможный человек, Лоис.
— Ну и пусть! Пошли, вон там есть кафе. Осторожно — машина! Здесь они ездят не по той стороне.
Они перешли улицу и сели за маленький столик под огромным пестрым зонтом, прямо на тротуаре. Лоис заказала фрукты и кофе.
Солнце и морской воздух позолотили кожу Лоис, сделали ее упругой и свежей. На ней было яркое ситцевое платье с плотно облегающим лифом и широкой пышной юбкой, — здесь, слава богу, можно было не кутаться.
— Ты прелесть, — сказал он.
— Очень рада… Только не смотри на меня так, Майкл. Под твоим взглядом я становлюсь глупой девчонкой. Могу разреветься или поцеловать тебя при всех.
— Я не возражаю.
— А я возражаю… Не забывай, что я чопорная англичанка.
— Ты прелестная англичанка.