Город беглецов
Шрифт:
Густаво перевел взгляд на трясущегося Микки и темные фигуры, застывшие за его спиной. В голове билась мысль: - Кто же это такие? Кому он перешел дорогу? Какие пленники? Их было уже столько! Всех и не упомнишь. Надо было отдать должное Густаво - он был человеком не робкого десятка. Похмелье мгновенно испарилось из его головы, и теперь он сверлил своего напарника ненавистным взглядом:
– Идиот, какого черта ты привел их...
Микки не выдержал и скороговоркой запричитал:
– Густаво, куда ты дел этого майора и его людей. Не тяни, скажи им!
– Да пошли вы...
– как только Густаво с презрением стал произносить
– Мы, так или иначе, найдем этих людей. С твоей помощью или без нее. Решай сам - жить тебе или нет...
Микки умоляюще глядел на своего вожака, а в красноватых глазах незнакомца светилась такая холодная решимость, что Густаво вдруг показалось, что внутри головы зашевелился ощутимый сгусток страха. Вся бравада Густаво моментально испарилась, и он торопливо выпалил:
– Я продал их... На рудники... Жирный Эд отправил их на медную жилу.
Человек с секунду смотрел в лицо Густаво, будто убеждаясь, что тот говорит правду, затем коротко кивнул, удовлетворившись ответом. Стоящие по бокам люди выдернули клинки из кистей Густаво, и тот грохнулся на пол, разбив лицо в кровь. Кто-то пытался ему помочь, и оглушенный болью Густаво услышал далекий голос Микки:
– Босс, у меня не было выхода. Они вырезали всех... Я вынужден...
– Дурак ты, Микки...
– Густаво оттолкнул Микки и закричал, брызгая слюной: - Где остальные? Что эти остолопы делают снаружи!
Густаво выполз на порог, размазывая кровь по грязным доскам пола. Незнакомцев и след простыл. Охранник стоял там же, где его видел Густаво до этого. Присмотревшись внимательней, он заметил, что тот мертв и держится на ногах лишь благодаря лезвию ножа, которое пробило деревянную стену с внутренней стороны барака и вонзилось в основание его черепа. Мертвые глаза смотрели куда-то в небо, и Густаво невольно проследил направление этого безжизненного взгляда. Там, на небе, словно и вправду привлекая внимание мертвеца, блистала стремительно падающая на город пламенеющая комета.
В тесной камере было темно, и лишь слабый свет из зарешеченного оконца от лампы в коридоре пробивался внутрь. Рэмедж прислушался к тишине, наступившей после того, как шаги охранников стихли вдали. Майор никогда не страдал клаустрофобией, но осознание того, что над его головой довлеет многометровая толща скал, действовала на него удручающе. Стоун отошел от оконца и вернулся вглубь камеры.
– Ну, что там?
– спросил Рэмедж.
– Узкий коридор и ряд дверей, - в голосе Стоуна слышалось отчаяние.
– Наверняка, точно такие же камеры, как и наша.
– Ладно, о
– Надо как-то помочь ему...
Внезапно из глубины камеры послышался хриплый голос, и Рэмедж вместе со Стоуном от неожиданности вздрогнули, так как считали, что они одни в этом закутке:
– Задумали выбраться отсюда? Ничего у вас не выйдет... Вы здесь будете до самого конца, - почему-то Рэмеджу голос показался смутно знакомым.
Стоун завозился, ощупывая свою одежду. Послышался щелчок, и слабый свет пламени зажигалки заметался в темноте, выхватывая неровности каменного пола, стену в известковых подтеках и остатки каких-то деревянных нар, пропитанных влагой и покрытых плесенью. В глубине камеры, привалившись спиной к стене, сидел человек. Стоун вытянул по направлению к нему руку с зажигалкой, и незнакомец стал щуриться от непривычно яркого света, загораживая лицо рукой:
– Убери свет, идиот! Он еще пригодится тебе, чтобы не забыть, как он вообще выглядит, - Стоун щелкнул зажигалкой и огонек пропал. Рэмедж лишь успел разглядеть длинные спутанные космы волос, заросшее исхудавшее лицо и какую-то темную хламиду, запачканную белесыми разводами. Но если Рэмеджу так и не удалось узнать человека, то тот, похоже, узнал майора:
– Вот мы и встретились опять, майор...
– человек на секунду замолчал, наслаждаясь повисшей тишиной, а затем продолжил: - С тех пор прошло много лет. Ты даже представить не можешь, как я удовлетворен тем, что ты теперь будешь гнить точно так же, как и я, - человек явно был не в себе, и его речь перешла в бессвязное бормотание.
– Я знаю тебя? Кто ты?
– Рэмедж лихорадочно перебирал в сознании события, произошедшие одиннадцать лет назад.
– Ты изгнал меня из Стоунвила, когда явился туда со своими друзьями из Братства Стали. Вспомнил? Да, когда-то я был хозяином целого города, - в голосе человека послышалась ностальгия, затем она сменилась яростью: - Ты все разрушил, Посланник! Мне не везло с того времени. Сначала я жил местью, но прошел слух, что ты погиб, и я решил начать все сначала. Но все уже было не так. Я потерял авторитет, погряз в долгах, нажил врагов и, наконец, оказался здесь...
– Билл Форестер?
– Рэмедж, наконец, догадался, кто перед ним.
– Да, странная штука судьба... Ты сказал, что отсюда нельзя выбраться? Неужели не было ни одного удачного побега?
– Даже если тебе каким-то чудом удастся покинуть камеру, то ты все равно пропадешь в запутанных каменных кишках. Были уже смельчаки, которые умудрялись выбраться в коридоры. Они исчезли, и патрули находили позднее лишь их кости. Мрак и лабиринты шахт - надежные охранники.
– Форестер замолчал, давая понять, что больше не намерен разговаривать. Рэмедж, ориентируясь на пятнышко света, подобрался к двери и стал ощупывать ее.
– Похоже, тяжелый засов снаружи. Не выломать, - майор попытался плечом упереться в дверь, но та даже не шелохнулась.
– Сэр, разрешите мне попробовать?
– вот уж что не ожидал услышать Рэмедж, так это бас Кирка.
– Кирк, дружище, ну наконец-то! А мы уж думали, ты не выкарабкаешься, - Стоун вновь щелкнул зажигалкой и стал всматриваться в осунувшееся лицо рядового. Рэмедж при скудном свете осмотрел рану Кирка и, удовлетворившись увиденным, вернул повязку на место.
– Думаю, тебе еще рано даже подниматься.