Город богов
Шрифт:
— Ты имеешь в виду…
— Или Он заранее знал, что, по какой-то неведомой нам с тобой причине я не могу прочесть эти легенды…
— Или наложил заклятье на рукопись… Подожди-ка… — он развернул свиток, пробежал глазами по первым рядам символов, начал читать вслух: — "Да будет вам известна история Нинта, человека, открывшего врата в пустоту, из-за которого в наш мир проникли духи и демоны, чье холодное дыхание покрывает льдом души, превращая их в осколки кривого стекла…" Нет, Атен, на рукописи нет никакого заклятья… Атен! — воскрикнул он, заметив, что брат вновь замер, оледенев, глядя в пустоту. — Великие боги, что, в конце концов,
— Это случилось снова?
— Не знаю, почему так происходит, но слова легенды замораживают тебя, будто дыхание метели!
— Может быть, все дело в твоем даре предвидения, — раздался голос Лигрена, появления которого караванщики даже не заметили. — Простите, я не хотел подслушивать ваш разговор, но вы были так поглощены им, что до этого мгновения я просто не мог до вас докричаться.
— Что ты говорил о даре? — вдруг охрипшим голосом спросил Атен.
— Дар предвидения. Считается, что человек, способный видеть будущее, может, осознанно или нет, призывать его… Этот текст, — он указал рукой на рукопись, — содержит все заклинания, заговоры и символы договора. Он даже не легенда в нашем понимании этого слова, а, скорее, учебник по тому, чего нельзя делать, если хочешь сохранить душу… Жаль, что мы оказались настолько слабы духом, что не сумели удержать весь этот кошмар в минувшем. Соблазн был слишком велик. Но мы должны сделать все, чтобы закрыть перед ним врата в грядущее.
— Перед чем? — в повозку, в которой сразу стало тесно, влез заспанный Лис. Зевнув, он потер глаза. — А это что такое? — он взял свиток прежде, чем остальные успели его остановить. — История Нинта… Кто, снежные духи, это еще такой и почему вы сидите над старым свитком как менялы над золотом? — он вновь зевнул, а затем продолжал: — Знавал я в Эшгаре одного Нинта. Пьяница был жуткий, хотя, надо признать, в травах и целебных отварах толк понимал…
— О ком ты? — Лигрен побледнел. Он и представить себе не мог, что на земле найдется город, жителя которого решатся назвать проклятым и забытым именем.
— А? — караванщик мотнул головой, разгоняя последние тени дремы, затем повернулся к хозяину каравана: — Ну ты же знал его… Этот старик… Он еще лечил твоего отца, когда тот сломал ногу…
— Лекарь-травник? Но разве его звали не Гунт?
— Точно! Гунт. Вот я и говорю…
Вздох облегчения пронесся по повозке. Краски стали возвращаться на лица, успевшие за короткое мгновение стать белее снега. — Да что с вами происходит?
— Это долгая история… Ладно, — Атен хлопнул ладонью по крышке сундука. — Пора возвращаться к обычной жизни караванщика. Нам многое предстоит сделать. И будет лучше поторопиться, пока ничего не произошло…
— А что может произойти? — Лис окончательно проснулся. — Горожане здесь ничего… Да, я вот зачем вас искал. Пришли несколько купцов из первой дюжины и служитель. У них тут какие-то особенные правила торговли… В общем, они хотят поговорить с хозяином каравана.
— Иду. Что-нибудь еще?
— Да нет, все спокойно.
Кивнув, Атен поспешно выбрался из повозки.
— Что это еще за особенные правила? — бурчал он себе под нос. — Сколько лет торгую, никогда прежде даже не слышал ни о чем подобном. Впрочем, чего еще можно было ожидать от такого города?
Оглядевшись вокруг и не заметив никого чужого, хозяин каравана
— Где купцы?
— Там, — караванщик указал рукой на торговые ряды, — пошли взглянуть на наш товар. Позвать их?
— Не надо, я сам, — Атен и так собирался пройтись, стремясь поскорее провести черту между легендарным и реальным. К тому же, не мешало оглядеться вокруг, проверив, все ли в порядке с караваном и хорошо ли устроились его люди.
Он направился к рядам.
Площадь, казавшаяся накануне отражением снежной пустыни в зеркале зноя, наполнилась жизнью. Со всех сторон неслись веселые возгласы, шум передвигаемых ящиков, звон, шелест, лязг. Товары, заняв свои места на столах и за ними, заполнили собой все пространство, не оставляя места пустоте.
Трое горожан, одетые в богатые платья — шелковые, шитые золотом и серебром, щедро украшенные драгоценными камнями, остановились возле ювелиров, рассматривая украшения.
Это были мужчины средних лет, гладко выбритые, с коротко остриженными на один и тот же манер волосами. Морщины лишь слегка коснулись их круглых лиц, оплывшие жиром тела двигались медленно, с чувством собственного достоинства.
Через миг к ним присоединился еще один чужак. Худощавый, с седыми длинными волосами, заплетенными в косу, он резко отличался от своих спутников и внешним видом, и одеждой, когда на нем была лишь длинная красная хламида, опоясанная, словно поясом, лазуритовыми бусинами длинных молитвенных четок. Но черты его высушенного солнцем лица, заостренные, как у хищной птицы, настороженно погладывавшие по сторонам глаза, прямой, как шест, стан, свидетельствовали о том, что этот человек привык повелевать. В его резких движениях чувствовалось нетерпение: тот, кто ценит свое время, не любит ждать.
— Здравствуйте, — Атен подошел к горожанам, остановился рядом с седым, безошибочно определив в нем главного в этой группе. Он не стал прибегать к более длинной форме приветствия, будучи одновременно и гостем и хозяином. К тому же, если он не хотел потерять торговый день, следовало, вместо долгих славословий, поскорее переходить делу. — Мне сказали, вы хотите со мной поговорить?
— Если ты хозяин каравана — то да, — служитель резко повернулся к нему, в то время как остальные, лишь бросив скучающий взгляд, вновь вернулись к выбору украшений.
— Итак, я слушаю, — пусть Атен был не в снежной пустыне, а посреди города, но терять из-за этого чувство собственного достоинства не собирался.
— Вижу, тебя удивил наш приход, — серые водянистые глаза сощурились, взгляд впился в собеседника.
— Да, — это казалось настолько очевидным, что глупо было бы скрывать. Атен с трудом сдержался, чтобы не добавить: "Заплатив стражам въездную пошлину, так похожую на грабеж, мы решили, что с формальностями покончено".
— Успокойся, караванщик, речь идет не о запрете торговать, — проговорил тот.
"Этого еще не хватало! Зачем тогда было пускать караван в город? Вышвырнули бы обратно в пустыню — и вся недолга".
— У нас есть обычай, — продолжал служитель. Милостиво освободив собеседника из тисков своего взгляда, он окинул ряды, — который не обременит такой богатый караван, как твой.
Атен собрался, сжал зубы, готовясь к новому удару.
Но следующие слова прозвучали настолько обыденно и прозаически, не содержа никакой задней мысли, что караванщик повел плечами, позволяя себе расслабиться.