Город холодных руин
Шрифт:
– Это ваш кабинет? – спросил лейтенант.
– Что-то вроде. Здесь мы храним разные забытые книги и несколько жрецов составляют их описание.
– Разве их нет в каталогах?
– Многие хранились в библиотеках монастырей, разбросанных по всему архипелагу, но последние события вынуждают нас проявлять бо`льшую разборчивость в том, кому доверять эти тексты. Ну а теперь, пожалуйста…
Пиас указал на большой деревянный стул, стоявший возле массивного стола. Нелум сел, продолжая испытывать смутную тревогу, а жрец зажег свечи. Тени резче обозначили и без того острые черты его старческого лица.
Жрец подошел
– Я хочу познакомить тебя с тем, что называется мантраизмом. Уйдя отсюда, ты не вспомнишь о нем ни слова. Без всякого высокомерия скажу – это одно из самых древних и таинственных наших искусств.
– Боюсь, я не совсем понимаю, что…
Старик запел на незнакомом Нелуму языке, старательно воспроизводя древние интонации, слова лились потоком, поток замыкался в кольцо. Время от времени жрец делал паузу, но его слова странным образом продолжали звучать. Речитатив повторился вновь, потом еще раз и еще, и каждый раз Пиас повышал голос, читая из книги, наслаивая и гармонизируя все, что было сказано прежде.
И вдруг в гуще незнакомых слов и интонаций Нелум явственно услышал:
– Подумай о том, какую высокую награду заслужишь ты, избавив мир от столь вопиющей скверны. Такие, как твой командир, противны природе. Мужчины должны ложиться лишь с женщинами, поскольку это делается ради созидания. Все же другое… Запрещено. Лейтенант, думай не только об этой жизни, но и о том, куда душа твоя отправится в следующей, и будешь вознагражден. Мы так часто думаем лишь о нынешнем существовании, а ведь следует задумываться и о других. Поэтому ты должен найти подходящее время, чтобы убить своего командира, и когда желание совершить это, очистить мир от мерзости станет нестерпимым…
Слова постепенно замедляли свое течение и замерли, оставив в сознании Нелума звенящую тишину. Он ничего не помнил, ничего не чувствовал, когда пришел в себя и увидел жреца Пиаса, который, улыбаясь, снова стоял над ним.
– Как ты себя чувствуешь?
– Извините, я, кажется, упустил что-то из ваших слов. Тяготы войны, должно быть, излишне утомили меня.
– Да-да, я понимаю. Мы говорили о вашем командире.
Бринд. Извращенец должен умереть.
– Помню.
У самого выхода жрец сунул ему бумажку с нацарапанным на ней адресом и сказал, что там ему помогут. Нелум украдкой выскользнул в ночь.
Вскочив в седло, он поехал в указанном направлении – на восточную окраину города, в один из новых кварталов. К счастью, это место находилось довольно далеко от линии фронта, но стоило поторопиться: люди могли начать задавать вопросы о том, куда он подевался.
Ледяная морось иголками колола ему лицо, однако в воздухе чувствовалось непривычное тепло, как будто стихии противились Оледенению – тому, чего не должно было быть.
Оказалось, что его путь лежит в один из самых опасных районов города.
Калеки и бездомные укрывались в его недрах: одни – в захваченных ими пустующих домах, другие – в наспех сооруженных убежищах и даже целых лагерях. Анархия царила в квартале, отстроенном всего десяток лет тому назад, но уже приведенном людьми в негодность. Не раз и не два Нелум готов был поклясться, что видел ни на что не похожее существо, возможно,
Одинокие фигуры, поигрывая ножами, стерегли каждый поворот дороги, однако никто и головы не повернул в его сторону. Женщины, чьи лица были покрыты излишним количеством краски, не уступали холоду, умудряясь даже выставлять напоказ кусочки плоти. Они заигрывали с ним, строили ему глазки, чем только оскорбляли глубоко укоренившееся в нем чувство приличия.
Человек с бритой головой и изможденным щетинистым лицом шагнул навстречу Нелуму и потребовал денег. Откуда-то слева появился другой, в плаще, и самоуверенной походкой, показывавшей, что для него это дело обычное, направился к путнику.
– У меня ничего нет для вас. – Нелум спешился и пошел бандитам навстречу, подальше от лошади.
Тот, что в плаще, щелкнул ножом и лениво ткнул им в Нелума, но гвардеец сначала ударил его по руке, выбив нож, а затем схватил грабителя за запястье и переломил ему руку о колено. В этот момент на него прыгнул другой, тоже с ножом, и успел оцарапать ему щеку, но был отброшен в сторону.
И без того длинная, бандитская рожа еще сильнее вытянулась от изумления, когда он увидел, как царапина на щеке Нелума затягивается прямо у него на глазах. Разъярившись, он начал тыкать ножом куда попало, но Нелум уворачивался от ударов, делая шаг то вправо, то влево, а то и приседая так, что нож, не причиняя вреда, пролетал у него над головой. Улучив момент, он схватил противника за руку, выбил у него оружие и, сильно дернув его за запястье, одновременно нанес ему страшный удар в шею. Бандит упал на одно колено, вцепившись обеими руками в горло.
Шлюхи, следившие за ними с другого конца улицы, похихикали и скрылись, виляя бедрами, а Нелум снова сел на лошадь и поехал дальше, дивясь про себя, куда это послал его жрец.
Наконец он добрался до ветхой витрины с выцветшей вывеской «Дешевые обеды». Все соседние дома выглядели нежилыми и заброшенными, однако чувство, что за ним следит множество глаз, не покидало Нелума. Окна нужного ему дома были закрыты ставнями, двери заколочены досками, и он уже усомнился, что ему удастся попасть внутрь. Однако он спешился, стреножил свою возбужденную лошадь и обошел здание сзади, где громко постучал в дверь черного хода.
Немного погодя в двери открылось окошко и из темноты на него уставилась пара глаз, а чей-то голос поинтересовался, чего ему надо.
– Меня прислал жрец, – ответил Нелум и, посмотрев еще пару секунд в немигающие глаза, добавил: – Я хочу купить у вас кое-что.
Окошко захлопнулось, дверь со скрипом отворилась, и старик в грязных штанах поманил его за собой. В доме воняло то ли химикатами, то ли дешевыми благовониями, где-то в дальней комнате тренькало пианино, звукам вторил многоголосый смех. Старик провел его в маленькую, но хорошо освещенную комнату, похожую на бакалейную лавку, с прилавком и десятками пузырьков и флаконов, расставленных по полкам вдоль стены; стекло так и сверкало, отражая свет фонарей. На другой стене висели десятки кинжалов разной длины – словно ряды клыков. Узорчатые маски украшали третью стену. На прилавке стояли коробки, полные самоцветов. Там были янтарь, нефрит, топазы и сотни других камней, названий которых он не знал.