Город и звезды
Шрифт:
— и что успех его будет столь грандиозен. … Несмотря на подавленность критической способности рассудка, столь характерную для сна, Джезерак на миг подумал: как же Ярлан Зей может говорить с таким знанием дела о вещах, которые произошли спустя миллиард лет? Это было очень запутанно… он не понимал, в какой именно точке пространства и времени он пребывает.
Путешествие близилось к концу; стены туннеля больше не проносились мимо с головокружительной скоростью. Ярлан Зей заговорил с требовательностью и властностью, которых до того не выказывал.
— Прошлое позади; мы сделали свое дело,
На этих последних словах голос Ярлана Зея становился все громче и громче, постепенно сотрясая все окружающее. Подземная машина, в которой они неслись, расплылась и затрепетала вокруг Джезерака, словно его сон близился к концу. Но хотя видение и гасло, он все еще слышал этот повелительный голос, гремевший в мозгу: «Ты больше не боишься, Джезерак! Ты больше не боишься».
Он боролся, пробуждаясь, подобно ныряльщику, выплывающему к поверхности воды из океанских глубин. Ярлан Зей исчез, но наступило странное безвластие; голоса, которые он знал, но не мог припомнить, ободряющие говорили с ним, и он чувствовал поддержку дружеских рук. Затем, словно стремительный рассвет, потоком нахлынула реальность.
Он открыл глаза и увидел Элвина, Хилвара и Джерейна, в тревоге стоявших рядом. Но он не обратил на них внимания; его сознание было полностью захвачено окружающим чудом — панорамой лесов и рек и голубым сводом открытого неба.
Он был в Лисе; и он не боялся.
Пока этот миг, не имевший, казалось, временной протяженности, не запечатлелся в его сознании, никто не беспокоил Джезерака. Наконец, когда Джезерак убедил себя, что это и в самом деле уже не сон, он повернулся к своим спутникам.
— Благодарю тебя, Джерейн, — сказал он. — Я никогда не верил, что тебе это удастся.
Психолог, очень довольный собой, осторожно регулировал что-то в висевшей рядом с ним в воздухе небольшой машине.
— Временами ты заставлял нас беспокоиться, — признался он.
— Раз или два ты задавал вопросы, на которые нельзя было дать логичного ответа, и я уже опасался, что вся согласованность нарушится.
— А если бы Ярлан Зей не убедил меня — что бы вы тогда сделали?
— Мы бы отправили тебя, не приводя в сознание, обратно в Диаспар, где ты проснулся бы естественным образом, даже не догадавшись, что побывал в Лисе.
— А этот образ Ярлан Зея в моем сознании — многое ли из сказанного им было правдой?
— По-видимому, почти все. Я гораздо больше заботился об убедительности моей маленькой саги, чем о ее исторической точности, но Каллитракс ознакомился с ней и не нашел ошибок. Она, без сомнения, согласуется со всем, что мы знаем о Ярлане Зее и происхождении Диаспара.
— Итак, мы теперь и в самом деле можем открыть город, — сказал Элвин. — Это может занять долгие годы, но в конечном счете мы оказались в состоянии нейтрализовать страх, так что любой желающий сможет покинуть Диаспар.
— Это
— Эта проблема решится сама собой, — возразил Элвин. — Лис мал, но мир велик. Зачем мы должны оставлять весь мир пустыням?
— Так значит, Элвин, ты все еще предаешься мечтам, — сказал Джезерак с улыбкой. — А я-то размышлял о том, что же тебе еще осталось сделать?
Элвин не ответил; вопрос этот в последние недели все чаще и чаще всплывал в его сознании. Отстав от своих спутников, которые спускались с холма в Эрли, он глубоко задумался. Не будут ли предстоящие ему века лишь одним длительным разочарованием?
Ответ был в его собственных руках. Он освободился от своей судьбы; теперь, быть может, он сможет начать жить.
26
Всегда бывает грустно сознавать, что давно желанная задача наконец выполнена, и теперь следует перестроить жизнь на новый лад. Элвин узнал это грустное чувство, в одиночестве бродя среди лесов и полей Лиса. Хилвар не сопровождал его, ибо бывают времена, когда человек сторонится даже ближайших друзей.
Его скитания не были бесцельными, хотя он никогда не знал заранее, в какой именно деревушке остановится. То, что он искал, не было каким-нибудь определенным местом — скорее он гнался за новыми настроениями и впечатлениями, в сущности, за новым способом жизни. Диаспар более не нуждался в нем; внесенная им в город закваска успешно действовала, и любые его поступки не смогли бы ни ускорить, ни замедлить происходящих перемен.
Эта мирная страна тоже изменится. Часто Элвин задумывался, не совершил ли он ошибки, открыв древний путь между двумя культурами в безжалостном порыве удовлетворения собственной любознательности. И все же для Лиса было лучше узнать правду о себе — правду о том, что и он, подобно Диаспару, частично основан на страхе и фальши.
Иногда Элвин размышлял также о форме, которую обретет новое общество. Он верил, что Диаспар должен вырваться из тюрьмы Банков Памяти и восстановить цикл жизни и смерти. Хилвар, как стало ему известно, был убежден в возможности такого хода дела, хотя его терминология была слишком специальной и непонятной для Элвина. Может быть, вновь придет время, когда любовь в Диаспаре перестанет быть совершенно бесплодной.
Не было ли это как раз тем, подумал Элвин, чего ему вечно не хватало в городе, тем, что он искал на самом деле? Теперь он понимал, что насытив свою волю, честолюбие и любознательность, он по-прежнему испытывал сердечную тоску. Никто не жил по-настоящему, не познав того синтеза любви и желания, о существовании которого он даже не задумывался, пока не попал в Лис.
Он прошел по планетам Семи Солнц — первый человек, сделавший это за миллиард лет. И все же достигнутое мало что значило теперь для него: иногда он думал, что отдал бы все свои подвиги за возможность услышать крик новорожденного и знать, что это его собственный ребенок.