Город, которого нет
Шрифт:
Утром же все благодарили Веньку и пили кофей. Игорь пил чай и был мрачен.
– Если бы вы знали, что мне снилось. Вот водка чертова, что делает.
– Да не говори, Игорёк. Я чуть третью мировую не развязал, – буркнул Жека и закурил сигару. Такая у него оказалась фишка: после пьянки, по утрам сигара обязательно.
Все посмотрели. Хмыкнули.
– Конечно, Генштаб без утренней сигары – уж совершенно не Генштаб, – серьёзно произнёс Венька.
Все захохотали и начали привязываться к Вениамину. Расскажи да расскажи, как ты попал к немцам в тыл. В смысле – разведчик.
–Да совсем просто. Ведь это –
– А мы не торопимся, – сказал Сашка и налил ещё чашечку кофия. Рука немного подрагивала, а так ещё вовсе и ничего. Держался.
Да и остальная компания, даром что всем за 70, нет, чего там, уже восьмидесятью попахивает вовсю, так вот, компания держалась молодцом. Не последнюю роль и ликер сыграл, «Куантро», что Сашка выкатил к кофею.
Ребята приходили в себя и готовы были слушать Веньку внимательно. Да и как иначе. С ним учились. Он воевал. И вон – инвалид. Оказалось вовсе даже немец. Русский. Но тут у Веньки всегда путаница. Не то он немецкий еврей, не то он – еврейский немец. Но разбираться – поздно. Уж годы не те и страна не та.
Тут, правда начался, как и бывает, вялый спор. Не то он прусский еврей, не то еврейский немец, не то – наш советский можно сказать Вальтер Скотт. Почему кто-то ляпнул про Валера Скотта, очевидно – спьяна. Да и Штирлиц к тому времени ещё не был написан. А Веня, глядя в окно, стал грустный и сказал:
– Я вам, ребята, расскажу историю моего рода. Но не всю. Жизньто продолжается. А явки и пароли не выдам. Знаете, почему? Да я их просто забыл. – И он засмеялся.
– В общем, я вам и рассказывать ничего не буду. Просто дам читать записки о моей семье. Конечно, не такого древнего рода, как у нашего хозяина, графа Мещерякова, но тоже под две тысячи лет. – И он снова засмеялся. – Читайте, да вернуть не забудьте. – И передал ребятам затрепанную рукописную книжицу, которую все начали листать с большим интересом. Ниже мы приводим текст книжицы полностью. Во-первых, чтобы не потерялся. Во-вторых, для понимания жизни простых ребят в непростое время ХХ века.
В Москве на левом берегу Яузы в XVII веке жили в избах солдаты когда-то потешных полков. Из которых потом и сформировалась армия российская. Потешные жили в избах и образовалась Преображенская слобода.
А далее шла Лефортова слобода. На взгорке для солдат был построен первый гошпиталь. При нем же была открыта школа лекарей и сад для разведения лекарственных растений. Там же неподалеку построен первый дворец императрицы Российской – Анненгоф летний.
Чуть повыше гошпиталя шли дома зажиточных и не очень иностранцев, что испокон веков селились за Яузой, в своей немецкой слободе.
В одном из домов утром 1754 года проснулся немецкий подданный, с патентом лекаря и хирурга, по фамилии Фогель.
Дом у Фогеля Иоганна Михайловича был двухэтажный, в нижнем помещалась его же аптека со всеми разрешениями. А верхний этаж с отдельным входом занимал собственно Фогель. Был у него и кабинет с массой интересных книг, и зала для приема не очень большого количества гостей и даже при спальне он приспособил будуар. Будуар этот интересовал многих жителей немецкой слободы. Ибо очень уж остроумно в нем был организован нужник. То есть, из будуара шла труба до первого этажа, а затем чуть под землю, где вкопана была емкость. И все, что герр Фогель производил в будуаре, лилось или падало по трубе прямо
Фогель Иоганн Михайлович являл внешним видом совершенного немца. Высокий, даже скорее – длинный, с рыжими волосами, но не очень, с баками, как у шкипера. Все было немецкое, от прибалтов. То есть, из Кёнигсберга. И веснушки. И глаза голубые немного на выкате. И лоб хорошей формы.
Руки были руками аптекаря и врача. Недаром немецкие фрау и медхен, после посещения Фогеля отмечали: как он возьмет мою руку, у меня сердце просто млеет. В общем, немец. Да вот и нет. Вовсе не немцем был герр доктор Фогель. Ежели вы внимательно в лицо вглядитесь, то отметите чувственные губы. И глаза хоть и голубые и чуть даже навыкате, но что-то есть в них этакое. Грустное.
Волосы. Да, с рыжиной. Но вот приглядеться, есть в волосах какая-то курчавинка.
В общем, не будем интриговать. Фогель по фамилии был натуральный Фогель. Но звали его в детстве Иосиф. А отец у него был Моисей. Вот вам и открылось. Фогель был иудей. Но семья его испокон веков проживала в Кёнигсберге, были все предки заслуженные врачеватели, а значит обеспеченные и почтенные люди. Давно приняли католическую веру. Ходили нечасто, но исправно в кирху (что в наше время в Калининграде напрочь разрушена) и работали. Иногда тихонько совершали обряды, завещанные предками. И просили прощения у Бога. Бог еврейский, вероятно, понимал, что жить среди «неверных», значит – крутиться. Ну и крутитесь, а я, – так думал Бог, – буду по мере сил помогать своему бродячему народу.
Вот таким образом Фогель-младший и решил отправиться в Россию. О которой у них в городе информации было предостаточно.
И заработок пошел. В аптеку пришлось взять ученика и старшего провизора. И все равно с утра до вечера трудились все, изготавливая помады, румяна, средства для отбеливания лица (молоко, сметана, мед яичный желток, сок огурца, отвар петрушки). Да сколько стояло по полкам из красного дерева мазей, микстур, настоек трав, банок с растираниями.
Всё было в аптеке. У Фогеля безусловно аптечное дело было наследственное. И не смолкал, звякал колокольчик на первом этаже.
– Ах, фрау Грета, вы прекрасны.
– Ну, герр Фогель, вы как всегда – дамский угодник. Все не могу выучить вашу французскую фразу про кожу.
– А, эту: peau velout'ee – peau satin'eе 1 , ха-ха-ха.
– Этот ужасный французский язык, не находите ли, герр Фогель.
– Нисколько, фрау Грета, ведь это: C’est tr`es bien port'e 2 . Вам как всегда, для очищения лица и растирания для колен. Арнольд, обслужи фрау Гретхен, bitte 3 .
1
peau velout'ee – peau satin'ee – кожа бархатная или атласная (фр.).
2
C’est tr`es bien port'e – Это хорошо звучит (фр.).
3
bitte – пожалуйства (нем.).