Город, который забыл как дышать
Шрифт:
– Не то один, не то двое.
Чейз поправил маску, марлевые завязочки больно давили на уши. Ему не хотелось дышать этим воздухом. Сержанту казалось, что неизвестная зараза вот-вот вцепится в его легкие и потом вылезет наружу дома. А Тереза настолько чувствительна, что может даже неврастению подхватить воздушно-капельным путем.
– Нашли их родственников?
Баша внимательно разглядывал ближайшее к нему тело. Утопленник лежал на боку. Старый водолазный костюм, на шее – овальная маска. От нее на лице остался
– Это не современное снаряжение.
– С такими в шестидесятых ныряли, – согласился Чейз.
– Откуда вы знаете?
– Сам раньше увлекался. Теперь, правда, забросил.
– Ясно.
Баша немного растерялся, но все еще был настроен благодушно. Его заинтересовало тело с другой стороны прохода, и он подошел поближе. Одежда конца девятнадцатого века.
– Обратите внимание на ботинки, – сказал Баша и показал на шипы, торчавшие из подошв, – это обувь для охоты на котиков. В таких ботинках ходили по льду.
– А-а.
Чейз старался дышать ровно. Он посмотрел в глубь помещения, в дальнем конце прохода стоял солдат с видеокамерой. В этом ряду лежало не менее двадцати трупов, и каждый надо было заснять. Свет прожектора залил очередное тело, выхватил лицо, потом руку, ногу…
Утопленник справа от патологоанатома числился под номером «1». Соответствующая бирка была прилеплена к белой раме стола.
– Первым нашли, – объяснил Чейз.
– А всего сколько?
– Где-то под семьдесят.
– И все разного времени?
– Да.
– А общее у них хоть что-нибудь есть?
– Может и есть, да только мы пока не знаем.
– И никакого разложения.
– Точно.
– Прямо скажем, не самый типичный случай. – Баша с интересом повернулся к полицейскому. – Обычно вода меняет тело до неузнаваемости. Оно раздувается, кожа становится мягкой и слезает лоскутами.
Чейз не ответил. Что тут говорить?
– Бред какой-то, – сказал Баша.
– Да уж, – подтвердил сержант.
– Просто смешно. – Доктора начало потряхивать. – Наука тут бессильна. Честно могу признаться. Другие патологоанатомы здесь были? Наверняка были, и многие. А сколько еще набежит…
– Да я не знаю, сэр.
Чейз проследил за взглядом врача. Баша озирался по сторонам. Везде тела. В кошмарном сне не приснится. Катастрофа, по-другому не скажешь. Вызревала веками, и вот вам, пожалуйста. Чейз в жизни не сталкивался ни с чем подобным. Груды мертвецов, которых некому оплакать.
Баша прищурился, словно надеялся рассмотреть что-нибудь более реалистичное. Он оглядывал столы, люминесцентные лампы, высокие окна, через которые в комнату лился утренний свет, длинные белые стены.
– Есть такие, кого точно опознали?
– Ребята думают, что есть. – Чейз двинулся по проходу в сторону солдата с видеокамерой.
– «Думают». Уже
– Ну да.
Чейз подвел патологоанатома к девушке лет двадцати. Милое, правда, неестественно бледное лицо, светлые волосы, мокрые и спутанные. Одета она была в джинсы и голубую футболку. К левой ноге прилипла розовая морская звезда.
– Эта, вроде, поновее, – одобрительно сказал Баша. – Хотя, кто знает. По мне, так все они свеженькие. Для трупов, разумеется.
– Вот ее-то и опознали. Два года назад пропала.
– Как зовут?
– Бонни Поттл. Дэрри Поттла сестра.
– Дэрри Поттла?
– Он то ли третий, то ли четвертый. Ну, который заболел этой… вам лучше знать.
– Вы имеете в виду затрудненное дыхание?
– Его.
– А первым кто был?
– С затрудненным…
– Да.
– Вроде первым был Масс Дровер покойный. Думали, у него депрессия: спрятался от всех, злой стал как черт. А потом взял да помер.
– Самоубийство? – предположил Баша.
– Нет. Это у всех у них так. Сначала звереют, но ненадолго. А потом дышать перестают.
– Я еще из Сент-Джонса звонил доктору Томпсону. И он сказал, что у пациентов никаких воспалительных процессов. Ни в легких, ни в бронхах. И в тканях головного мозга изменений нет.
– Чего не знаю, того не знаю. Я так понял, у них просто дыхалка отказывает.
Баша снисходительно посмотрел на Чейза.
– «Дыхалка отказывает». Еще скажите «батарейки садятся». Ладно. Допустим, что угнетенное дыхание и эти тела как-то связаны между собой. Но как? Разве что вирус какой-нибудь, который выделяется при разложении тканей.
– Каком разложении?
– А вот сейчас и посмотрим.
Баша подошел к телу девушки, аккуратно достал из кармана пару резиновых перчаток и натянул их на руки. Потрогал горло женщины, потом поднял и внимательно осмотрел ее левую руку. – Не окоченела, – пробормотал он и задрал на трупе футболку.
Чейз отвел глаза от бледной с зеленоватым оттенком груди.
– Повреждений нет. Помогите мне ее перевернуть. Вот эту ногу – вот сюда, – скомандовал Баша.
Сержант взялся за джинсы Бонни Поттл, стараясь не касаться розовой морской звезды. Ткань была насквозь мокрой и ужасно холодной. Тело перевернули на бок. Баша осмотрел спину девушки.
– И здесь чисто.
– Может, она из лодки нечаянно выпала?
– Возможно. (Так, теперь осторожненько опускаем.) Хотя вряд ли. Вы только поглядите на одежду. – Доктор помахал карандашом над трупом. – Тепло было. Если она и выпала из лодки, ее вполне можно было спасти. Скорее уж, она утопилась. – Баша коснулся левой лодыжки девушки и задрал штанину. – Ага, – пропел он и показал кончиком карандаша на красное кольцо воспаления. – Это след от веревки. К веревке – камень, камень – в воду, вода – в легкие. Вот так вот.