Город Масок
Шрифт:
— И как он тебе? — очень серьезно спросил Родольфо.
— Это было великолепно, — сказал Люсьен, — гораздо красивее, чем я мог себе представить. Но я знаю, что не должен был делать этого. Мне очень жаль.
— Не надо сожалеть, — сказал Родольфо. — Если бы ты не остался, то Сильвию бы убили, — он содрогнулся. — Быть может, это главная причина того, что ты оказался здесь, быть может именно поэтому талисман выбрал тебя, а не кого-нибудь другого.
Он достал мерлинский кинжал из своего пояса и торжественно протянул его Люсьену. Затем он сел рядом с ним и первый раз в присутствии Люсьена осенил себя «рукой фортуны».
—
— Не совсем, — ответил Люсьен. неосознанно взвешивая в руке кинжал и вспоминая, для чего он предназначался. — Кто такая богиня и эти двое? И какое отношение они имеют ко мне?
— Это наша древняя религия. — пояснил Родольфо, — она была до христианства. Повсюду к востоку от Серединного Моря люди верили в богиню и ее консорта.
— По-видимому, он тоже был богом? — предположил Люсьен.
— Да, но не таким могущественным, как она. Их сын тоже был сильнее него. Некоторые считают, что изначально ее сын и был консортом, и только позже, когда инцест* стал табу, придумали этого супруга и именно поэтому он такая неясная фигура. Сына всегда почитали почти так же, как его мать. Когда пришло христианство, все эти языческие статуи богини и ее сына решили оставить, только теперь они должны были символизировать нашу Мадонну и нового Господа.
Он выжидающе посмотрел на Люсьена.
— Извините, — сказал Люсьен. — мы англиканцы, и поэтому я почти ничего не знаю про вашу Мадонну и вообще про католицизм.
Родольфо нахмурился:
— Что такое англиканцы? И что такое католицизм? Люсьен удивился.
— Ну, вы знаете, Генрих VIII* и все такое. Он хотел жениться на Айне Болейн, а Папа не разрешил ему, и он основал свою церковь.
Настала очередь Родольфо удивляться.
— Доктор Детридж никогда ничего не говорил об этом. В нашем мире у твоей Англии, здесь она называется Англиа. Та же самая церковь, управляемая Папой.
— Что ж, это вполне объяснимо, — ответил Люсьен. — Во времена доктора Детриджа это было опасной темой. После смерти Генриха и его сына, его дочь Мария убивала людей за то, что они следовали новой вере короля. А во времена доктора Детриджа королева Елизавета убивала людей за то, что они были католиками.
— Католиками вы называете тех, кто верил в старое христианство?
— Да. Римские католики — наверное потому, что Папа в Риме.
— Очень занимательно, — задумчиво проговорил Родольфо. — Здесь у нас Папа находится в Реморе, столице Республики. Я когда-нибудь должен буду рассказать тебе, как была основана Ремора, основана Ремом, после победы над братом Ромулом. И теперь, когда мы нашли доктора Детрижда и он стал жителем Талии, я должен буду хорошенько расспросить его о его Англии и религии.
— Ладно, давайте вернемся к богине.
— Жители Лагуны были последними державшимися за веру в нее,—продолжал Родольфо.—Они приняли христианство только потому, что им пришлось сделать это. Они строят церкви, ходят на мессу — ты все видел сам. Но в сердце они по-прежнему хранят веру в богиню, которая оберегает их и Беллецию. Вот почему ими всегда правили женщины. И поэтому им никогда не нравилась идея бога-мужчины или, если уже на то пошло, спасителя-мужчины. И, в конце концов, правителя-мужчины.
— Они практически боготворят Герцогиню, — сказал Люсьен, вспомнив фанатичную толпу, в которой оказался вчера вечером, и
— Так и есть, — подтвердил Родольфо. — Она является для них персонификацией их богини. Вот почему ее здоровье так важно для них.
— Так вы думаете, убийца не беллецианец? — спросил Родольфо.
— Я не знаю, я еще не видел его, — сказал Родольфо, — но если люди когда-нибудь узнают, что ты спас жизнь Герцогини, они будут уверены, что тебя послала богиня. Ты станешь героем.
— Вчера вы предупредили, что никто не должен узнать об этом, — сказал Люсьен. — Это хорошо, в том смысле, что я не думал о том, что делаю, и не хочу быть героем или чем-то в этом роде. Но вам не кажется, что людям стоит знать о том. что кто-то пытался убить Герцогиню?
— Никто не должен знать, что это не она открыла церковь или, как я теперь подозреваю, не она Венчалась с Морем. Жители Лагуны очень суеверны, они сразу решат, что из-за этого благополучие их города в опасности.
— Но кто-то точно знал о подмене, — медленно проговорил Люсьен, — иначе бы убийца не напал на нее в мандоле.
— Именно так, — подтвердил Родольфо. — И я думаю, палачи Сильвии очень заняты, в то время как мы тут беседуем, стараясь узнать, кто это был.
Глава 12
ДВА БРАТА
Но вышло так, что пытки не понадобились. Гвидо Парола был готов сознаться во всем. С того самого момента, как он вошел в каюту государственной мандолы, он стал другим человеком.
Оказавшись лицом к лицу с Герцогиней, он понял, что не смог бы убить ее даже ради серебра, которое излечило бы его отца. И тем более то, что Люсьен инстинктивно бросился на защиту Герцогини, устыдило его. Он вновь ощутил себя истинным беллецианцем и был готов все рассказать, а после этого принять заслуженную смерть.
Можно представить его удивление, после того как ему принесли чистое и мягкое постельное белье, дали сколько угодно теплой воды для умывания, великолепно покормили, и, наконец, шорох тафты и блеск серебряной маски возвестил о том, что Герцогиня лично навестила его в камере. Парола бросился к ее ногам и взмолился, чтобы она простила его.
— Встань, — холодно приказала она. — Нет, не надо предлагать мне присесть на свой матрас, как ты видишь, телохранитель принес мне стул.
Она села и поправила свою пышную юбку, а ее мускулистый охранник встал чуть позади нее. Она внимательно смотрела на жалкого человека, стоявшего перед ней на коленях. Он был очень высок, с большими темными глазами, что необычно для рыжих.
— Старший инквизитор сказал мне, что ты беллецианец, — проговорила Герцогиня.
— Это так. Ваша Светлость, — ответил он.
— И ты согласился предать свой город ради денег?
Парола молча опустил голову. Он не собирался оправдываться.
— И какого, по-твоему, наказания заслуживает это преступление? — спросила Герцогиня.
— Смерти! — ответил юноша, вскинув на нее горящий взгляд. — Я заслуживаю смерти за то, что пытался сделать с вами, миледи. Единственное, чего я прошу, так это чтобы вы выслушали мою историю и простили меня, перед тем как я умру. Я действительно сожалею. — и непомольные слезы раскаяния полились из его глаз.