Город мечты
Шрифт:
– Что конкретно происходит с Джимом? – спросил Лобачевский после минутной паузы.
– Вчера, например, он вернулся лишь утром. Дарья сказала, что наложила ему восемнадцать швов.
– Дарья? – Лобачевский нахмурился. – Вы куда-то торопитесь?
– Нет.
– В таком случае расскажите все по порядку.
– Хорошо.
– Если есть вещи, о которых вы не хотите говорить, то можете пропустить их, но не забудьте предупредить, чтобы впоследствии, если это окажется важным, я мог спросить вас об этом, а не плодить собственные теории.
– Хорошо, –
Глава шестая
Джим чувствовал себя крайне скверно. Тело горело от полученных порезов и всевозможных мазей, которыми снабжала его Дарья Силуянова. Ксения не разговаривала с ним второй день. Ее мать наорала на него, а отец устроил полуторачасовую беседу по душам, где каждую минуту так и норовил намекнуть на несостоятельность зятя. Дарья – и та укоризненно качала головой, осуждая молчание Джима. А что он мог им рассказать? Разве они поверят? Разве поймут? Нет. Единственным человеком, понимавшим хоть что-то, был Алексей Болдин – младший брат Федора Болдина, человека, который едва не убил Джима в доме Харченко. Но и с ним все непросто. Очень непросто. И еще этот детектив, Михаил Лобачевский, на встрече с которым настояли Маслаков.
– Я уже говорил, что не знаю, кто на меня напал! – сказал Джим, пропустив приветствия.
Его голова снова начала болеть, поэтому он решил принять пару таблеток, которые дала ему Дарья.
– Что это? – Лобачевский внимательно смотрел на тубу в руках Джима.
– Болеутоляющее, – Джим показал детективу название на тубе.
– И не только.
– Неважно, главное, что помогает.
– Это доктор Силуянова дала тебе?
– Откуда вы знаете?
– Это моя работа.
– Понятно, – Джим нетерпеливо начал потирать виски.
– Могу я взглянуть на раны?
– Они уже заживают.
– Это была бритва, ведь так?
– Я не знаю. Не разглядел в темноте.
– По крайней мере, напавший на тебя был мужчиной?
– Я же говорю, было темно.
– А где это произошло? В какой части города?
– Не знаю. У меня было плохое настроение, поэтому я просто бездумно гулял по улицам, а потом я уже плохо что-либо помню.
– Значит, ты не сможешь найти это место?
– Нет.
– Куда потом делся нападавший?
– Не знаю! Я упал на колени, закрыл лицо руками и стал умолять его остановиться.
– Думаешь, он сжалился над тобой и ушел?
– Что?
– Твои слезы. Думаешь, тебе удалось разжалобить его? Поэтому он тебя не убил?
– Нет. Не было слез, лейтенант. Я просто просил его не причинять мне боль.
– Его кто-то спугнул, да?
– Не знаю.
– Тебе следовало бы найти этого человека и поблагодарить за спасение.
– Говорю же, я не знаю, где это случилось!
– Я слышал… – Лобачевский опустил глаза на забинтованные руки Джима. – С тобой последнее время приключается много интересного.
– Признаться честно, я сам удивлен.
– Я бы хотел
– Это, – Джим поднял правую руку, – у доктора Харченко, а это, – он смутился, поднимая левую, – в общем, это была просто случайность.
– Случайность?
– Просто плохое настроение.
– А доктор Харченко? У тебя тогда тоже было плохое настроение?
– Вы разве не знаете о том, что случилось с доктором Харченко?
– Что я должен знать?
– Он мертв. Ему отпилили лицо.
– Что отпилили?
– Лицо.
– Ах, вот как, – Лобачевский подозрительно покосился на Джима. – Это случилось здесь? В этом городе?
– Нет, часа два отсюда. Недалеко от студенческого городка… Черт, не помню, как он называется. Дарья знает, она хотела, чтобы я съездил туда.
– Дарья?
– Доктор Силуянова.
– Ах! – Лобачевский улыбнулся, коря себя за недогадливость. – Позвони мне, если вспомнишь, что-нибудь еще.
– Не вспомню.
– И все же, – Лобачевский вручил Джиму визитку.
На следующее утро лейтенант Лобачевский покинул Город Мечты, собираясь отыскать доктора Харченко. Несмотря на то, что Дарья Силуянова подтвердила слова Джима о том, что доктор мертв, он сильно сомневался в этом. Позвонив в участок, в ведомстве которого находился студенческий городок, Лобачевский поинтересовался подробностями смерти Харченко и получил странный ответ:
– Простите. Вы, вероятно, что-то спутали. Этот человек не умирал.
Лобачевский позвонил в медицинский институт и получил тот же ответ. Декан Петр Васильевич Брюхов терпеливо объяснил ему, что лектор Харченко сейчас в отпуске и найти его можно в загородном доме, где он делает ремонт.
– Вы уверены?
– Ну конечно, – декан широко улыбнулся, увидев в звонившем ему детективе нерадивого студента, которому нужно объяснять все по несколько раз, и начал снова повторять сказанное.
Лобачевский повесил трубку и для верности обзвонил пару моргов – прежний результат. Если верить этим людям, то доктор Харченко, которого Джим Отис давно похоронил, был жив и здоров. Поэтому оставалось лишь одно – поехать и лично отыскать лектора. Так Лобачевский оказался сначала в студенческом городке у декана Петра Васильевича Брюхова, а затем возле дома доктора Харченко, затерявшегося в лабиринтах дорог кукурузного поля.
Входная дверь была выбита, внутри жужжали сотни мух. Запах разлагающейся плоти смешивался с запахом краски. Это была война – борьба запахов, а дом Харченко стал их полем боя. Они сражались за каждую комнату, за каждую подсобку. Иногда побеждал запах краски. Иногда гнили. У каждого из запахов был свой лагерь. Своя база, откуда шли в бой все новые и новые силы. Но если краска выдыхалась, то запах разлагающейся плоти усиливался, завоевывая новые территории. Лобачевский шел к центру его дислокации, к сердцу его армии. Он не сомневался, что увидит там – человека с отпиленным лицом, привязанного к стулу.