Город на берегу неба
Шрифт:
Живот вдруг разболелся ещё сильнее — так, что Оля, сжавшись в комочек, начала тихонько поскуливать. Она то проваливалась ненадолго в мутный сон, то снова выныривала на поверхность. В полудрёме она слышала, как уже под утро засобирались домой гости, как хлопнула, закрываясь, входная дверь… и поняла, что момент неминуемой расплаты за своеволие близок.
Отчим ворвался в комнату подобно урагану. Не говоря ни слова, он подлетел к Олиной кровати и с размаху, от всей души, вкатил падчерице такую хлёсткую пощёчину, что она свалилась на пол, схватившись за щёку.
За спиной Михаила бесшумно материализовалась мама. Самым обидным было то, что она не пыталась защитить дочь, не останавливала мужа — напротив, скорбно сжав губы в тонкую полосочку, укоризненно покачивала головой, как бы демонстрируя, что сильно разочаровалась в Оле и её выходках.
— Ах ты дрянь! — процедил Михаил сквозь зубы. — Что ты о себе возомнила? Слишком взрослая стала, да?! Голосок прорезался? Идиотом меня перед всеми выставила… Запомни, пока ты живёшь в моём доме и на мои деньги — ты будешь беспрекословно выполнять всё, что бы я тебе ни сказал! Прикажу читать стихи — будешь читать стихи. Скажу спеть или сплясать — и споёшь, и спляшешь. Велю сожрать кусок говна — ты и это сделаешь с превеликим удовольствием!!!
Зыркнув на него исподлобья, Оля хотела было ответить что-нибудь позлее и поядовитее, но тут низ живота у неё скрутило очередным мучительным спазмом. Она невольно сжалась в комок и вдруг увидела на ногах кровь.
Заметили её и остальные. Даже Лёнчик, пятнадцатилетний противный подросток, который обычно редко удостаивал сводную сестру вниманием и вёл себя с ней на редкость высокомерно — и тот сейчас пялился на Олю во все глаза, а на его полных губах играла похабная сальная усмешка.
— О господи! — ахнула мать, прижав ладони к щекам. — Мишенька, у неё менструация!
Оля побагровела. Можно ли было вообразить себе что-то более унизительное, чем эта ситуация? Не так она представляла момент своего взросления…
— Вижу, — буркнул отчим, тоже несколько растерявшись. Впрочем, он быстро справился с собой и с отвращением приказал:
— Иди в ванную и помойся. И не думай, что это послужит оправданием твоему отвратительному поведению. Месячные — не болезнь и не отмазка!
— Но у меня правда болит живот… — прошептала Оля еле слышно, уже чувствуя, что сейчас расплачется. Обычно она старалась держаться в присутствии отчима, не выдавать свою слабость, не показывать слёз, но сейчас ей было невыносимо стыдно, противно, больно и… омерзительно обсуждать всё это с ним, да ещё и в таком ключе и в таком тоне.
— Я сейчас дам тебе… всё, что нужно, — заторопилась мама, а отчим, глядя падчерице в глаза, внушительно повторил:
— Месячные — не болезнь и не отмазка! Не думай, что для тебя что-то всерьёз изменилось. Лежать в кровати и страдать от мнимой боли я тебе всё равно не позволю. Будешь жить по обычному режиму… благо, современные средства гигиены позволяют в эти дни заниматься и спортом, и плаванием, и всем остальным.
“Когда-нибудь я точно его
___________________________
* “После трёх уже поздно” — книга японского новатора в сфере раннего развития Масару Ибуки (1971), в России была впервые издана в 1991 году.
** “Драмкружок, кружок по фото…” — знаменитые строки из стихотворения “Болтунья” Агнии Барто (1934).
5
Рус
Сан-Франциско, наше время
На счастье, в этот неловкий момент к столику подошла фигуристая официантка пуэрториканских кровей и, беззастенчиво стреляя глазками в Руса поверх своей маски, поинтересовалась, что они будут заказывать.
— Ты уже выбрала? — спросил он по-русски у Оли, листая меню.
— Мне… — она замялась и невольно покраснела, — если можно, что-нибудь подешевле.
— Я же сказал, что это я тебя приглашаю, — нахмурился Рус. — Не думай о деньгах, пожалуйста, не стесняйся и не скромничай, тебе сейчас нужно хорошо поесть. Ты не вегетарианка, случайно?
— Н-нет…
— Вот и отлично. Тогда могу я сделать заказ для нас обоих?
— Хорошо.
— Как насчёт стейка, картофеля с баклажанами на гриле и салата из свежих овощей?
Оля лишь сдержанно кивнула, судорожно сглотнув, и Русу показалось, что она вот-вот рухнет в голодный обморок. Это ему совсем не понравилось, поэтому он торопливо завершил заказ:
— Побольше приправ и зелени, — и отпустил официантку восвояси. Та удалилась, соблазнительно покачивая бёдрами, явно рассчитывая на то, что Рус проводит её взглядом.
— Теперь я и в самом деле вижу, что ты кавказец, — Оля изобразила беззаботную улыбку. — Мясо, овощи, специи и сантиметровый слой свежей зелени на каждом блюде…
— Когда ты ела в последний раз? — сурово перебил он, проигнорировав её неуклюжую попытку завести лёгкую непринуждённую беседу.
— Я не голодаю, ты не думай, — пристыжённо ответила Оля. — Просто сегодня день такой… как-то вот… не задался с раннего утра. Я правда нормально питаюсь. Вообще-то я работаю, мне как раз заплатят послезавтра.
— А у тебя есть где жить? — спросил он без обиняков.
— Разумеется, — Оля выпрямилась на стуле, гордо приосанившись при этом. — Ты что же, за бомжару меня принял? Мы с подругами снимаем квартиру.
— Так какого же чёрта ты сидела и тряслась от холода как цуцик, если можно было преспокойно поехать домой? — Рус непонимающе вскинул брови. — Как далеко отсюда твоё жильё?
Оля замялась на мгновение, но всё-таки отозвалась:
— В Кастро.*
Рус испытал что-то вроде разочарования. Так Оля из этих?.. Он не являлся знатоком города, но об известном квартале Кастро был наслышан задолго до того, как оказался в Сан-Франциско.