Город небесного огня. Часть II
Шрифт:
– Мама.
Джослин сложила руки на груди.
– Зачем ты пришел, Джонатан?
Продолжая улыбаться, он покачал головой и вынул из-за пояса стилет:
– Еще раз так меня назовешь, я выколю тебе глаза.
Джослин промолчала. О, мое дитя. Она вспомнила, что младенцем он не плакал. Никогда.
– Ты с этим ко мне явился?
Он пожал плечами и окинул комнату скучающим взглядом:
– Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Она вышла вместе с ним, испытывая чувство облегчения. Она ненавидела
Коридор был каменный. Большие блоки известняка, скрепленные цементом. Пол гладкий, исхоженный множеством ног. И запах пыли, как в давно заброшенных помещениях, где не то что годами – веками никто не появлялся.
В коридор выходили двери, не так много. Джослин почувствовала, как забилось ее сердце. За любой из этих дверей мог находиться Люк. Она с трудом подавила желание броситься к какой-нибудь из них и заколотить изо всех сил, но Себастьян все так же держал в руке стилет, и она ни минуты не сомневалась, что он пустит его в действие.
Коридор начал изгибаться, и Себастьян вдруг нарушил молчание:
– А что, если бы я сказал тебе, что люблю тебя?
Джослин от неожиданности споткнулась.
– Полагаю, – осторожно ответила она, – я сказала бы, что ты не можешь любить меня больше, чем я любила тебя.
Они подошли к двустворчатой двери и остановились.
– А ты не притворяешься?
– Нет, – покачала головой Джослин. – Тебя изменила кровь демона, но в тебе есть и моя частица.
Не отвечая, Себастьян толкнул плечом одну из створок и вошел внутрь. Следом вошла Джослин… и замерла.
Перед ней был большой полукруглый зал с мраморным полом. На подиуме стояли два трона, иначе и не скажешь. Один из слоновой кости, другой – золотой; у каждого закругленная спинка, и к каждому ведут шесть ступенек. На стене за тронами два пустых черных экрана. Что-то очень знакомое было в этом зале, но что именно – Джослин никак не могла понять.
Себастьян поднялся на подиум и кивком пригласил ее. На его лице читалось выражение торжествующего злорадства. Такое же выражение она видела на лице Валентина, когда тот смотрел на Чашу смерти.
– Он будет велик, – начал Себастьян, – И будет царствовать над Адом вовеки, и Царству его не будет конца [3] .
– Не понимаю. – Голос Джослин казался безжизненным даже ей самой. – Ты хочешь править этим миром? Миром демонов, миром распада? Ты хочешь повелевать трупами?
Себастьян засмеялся. Это был смех Валентина – такой же грубый.
– О, нет, – промолвил он. – Ты совершенно меня не понимаешь. – Он сделал быстрое движение пальцами (так же в свое время делал Валентин, когда научился магии), и вдруг экраны засветились.
3
Себастьян самонадеянно цитирует слова Евангелия от Луки (1:32–33),
На одном был выжженный пейзаж: искореженные деревья и опаленная земля, над которой кружили крылатые чудовища. Джослин увидела темные фигуры, стоявшие на некотором расстоянии друг от друга, и поняла, что это были Помраченные – они сторожили этот мертвый мир.
Другой экран показал Аликанте, город мирно спал в лунном свете. Звездное небо, блеск воды в каналах… Джослин вдруг осенило, почему этот зал показался ей знакомым. Здесь не было взбиравшихся к потолку скамеек, а вместо огромных окон вот эти экраны, но все же зал почти в точности повторял Зал Совета в Гарде.
– Моя крепость имеет входы в оба мира, которые ты видишь, – самодовольно заявил Себастьян. – Твой мир скоро падет. Я мечтаю об этом днем и ночью. Пока еще не знаю, будет ли схватка быстрой или придется брать измором, но я все равно одержу победу. – Его глаза лихорадочно блестели. – Представь, каких высот я достигну: я буду властвовать над всеми, включая людей! – Он повернулся к ней: – Ну! Скажи мне теперь, мама, что это во мне от тебя.
У Джослин загудело в голове.
– Тут два трона, – прошептала она.
Небольшая складка пролегла у него между бровями.
– Что?
– Тут два трона, – повторила она. – Я не дура, поняла, кого ты хочешь посадить рядом с собой. Тебе нужна она; ты хочешь, чтобы она была здесь. Твой триумф – ничто, если она его не увидит. И эта… эта потребность в любви… это точно от меня.
Себастьян так сильно закусил губу, что из нее брызнула кровь.
– Слабость, – произнес он, дрогнувшим голосом. – Это слабость.
– Это человечность, – поправила Джослин. – Но неужели ты думаешь, что Клэри захочет сидеть здесь рядом с тобой?
На миг ей показалось, что что-то промелькнуло в его глазах, но через мгновение в них снова был черный лед.
– Лучше было бы, если б захотела, но я просто приведу ее сюда. Мне не важно, захочет ли она.
Как будто что-то взорвалось в мозгу Джослин. Она бросилась вперед и попыталась выхватить стилет из его руки; он отступил, уклоняясь, а затем быстрым движением сбил ее с ног. Она упала на пол и съежилась. Через мгновение рука Себастьяна схватила ее за волосы и поставила на ноги.
– Глупая сука, – зарычал он и отвесил ей пощечину. – Думаешь, ты оскорбила меня? Да твое проклятие делает меня только сильнее.
Джослин рванулась:
– Отпусти!
Экран, на котором была пустыня, вдруг озарился огнем; Себастьян отпрянул, на его лице выразилось удивление. Слепящий золотой столб вздымался к самому небу. Помраченные забегали, словно муравьи.
Джослин не смогла сдержать улыбку. Впервые с тех пор, как она оказалась в этом мире, в ее сердце зародилась надежда.