Город призраков
Шрифт:
Повинуясь импульсу, она не пошла туда; она остановилась в коридоре, протянула руку, и нашла скрытую защелку тайной комнаты. Панель со щелчком открылась, и она вошла в комнату и закрыла дверь за собой. Ручки не было с этой стороны, но все в порядке; она знала, где был выход. Она взбежала по узкой лестнице и вышла в темной, пыльной комнате, которая, они всегда полагали, была убежищем Амелии, когда она когда-то жила в этом доме. Комната была похожа на нее, так или иначе — старая Викторианская мебель, гобелены, разноцветные лампы Тиффани, наверное, стоили целое состояние. Здесь всегда
Она понятия не имела, что она заснула, а затем ей показалось, что она спит, потому что кто-то прикасался к ней. Не приставал к ней или что-то подобное, только кончиком пальца, спускаясь вниз по ее щеке, по губам… медленно, нежный вид ласк.
Она открыла глаза, чтобы увидеть, что Шейн присел на корточки рядом с ней. Его волосы были — как обычно — спутанными, спускающимися по его лицу, и он пах, как барбекю и древесный дым, и его улыбка была самой красивой вещью, которую она когда-либо видела.
— Эй, соня, — сказал он. — Сейчас три часа утра. Ева подумала, что вампиры украл тебя, но это только потому, что ты не застилала свою постель с утра. Я думаю, что я оказываю дурное влияние.
Ее губы приоткрылись, и его палец замер там, очерчивая ее рот медленно. Она ничего не говорила. Егоулыбка стала еще шире.
— Скучала по мне?
— Нет, — сказала она. — Я хотела немного покоя и тишины. Я даже не знала, что ты уехал.
Он схватился руками за свою грудь, будто она ранила его, и упал на пол. Клер скатилась с дивана на него сверху, но он отказывался открывать глаза, пока она поцеловала его, долго и тщательно. Она облизнула губы, когда отстранилась.
— Мммм, барбекю.
— Голодна?
— Ева принесла сэндвичи.
Шейн состроил гримасу.
— Да, рад, что я пропустил это. Но я, вообще-то, говорю не о полуночных закусках.
— Мальчики. Это все о чем вы думаете?
— О полуночных закусках?
— Это то, как классные парни называют это в настоящее время?
Он рассмеялся, и она почувствовала рокот сквозь ее кожу. Шейн не часто смеялся, за исключением случаев, когда они были вместе; она любила свет в его карих глазах, и его озорную улыбку, сворачивающуюся в уголках.
— Хотел бы я знать, — сказал он. — Я никогда не был одним из классных парней.
— Всё это дерьмо собачье.
— Следите за языком, Мисс Дэнверс. Ой, подождите, дерьмо — это мое дурное влияние.
Она опустила свою голову вниз, приложив ухо к его груди, прислушиваясь к шуму его дыхание.
— Скажи мне, каким ты был в школе.
— Зачем?
— Потому что я ее пропустила.
— Ты не много потеряла, — сказал он. — Я и Майки пережили многое. Он был Мистером Популярность, ты знаешь, но очень застенчивым. Девочки, девочки, девочки, но он был вполне разборчив. По крайней мере, до нашего выпускного года.
— Что произошло
Пальцы Шейна продолжали гладить ее по волосам, пока он говорил:
— Дом сгорел, моя сестра Алиса умерла, моя семья отправилась в бега. Так что я не знаю, каким Майки был последние два года в школе. Мы захватили кое-что, когда я вернулся, но это было уже не то. Что-то с ним случилось. Чертовски уверен, что-то случилось со мной. Ты знаешь. — Он пожал плечами, даже с ее весом на нем, да и к тому же, она не слишком тяжелая, а он был сильным парнем. — Здесь не так много, что можно рассказать обо мне. Я был довольно скучным идиотом.
— Ты занимался спортом?
Он рассмеялся.
— Футболом, некоторое время. Мне больше нравился хоккей. Больше возможности бить людей. Но, на самом деле, я не командный игрок, так что я попал в штрафной бокс примерно в два раза чаще, чем кто-то еще. Не так весело. — Он молчал несколько секунд, потом сказал: — Я полагаю, ты знаешь, что Моника бегала за мной некоторое время.
Это ее удивило.
— Моника Морелл? Ты имеешь в виду, за тобой, в смысле…
— Я имею в виду, она подсовывала мне действительно грязные записки и попыталась сорвать мою одежду в чулане однажды. Это, я думаю, было для нее любовью. Но не для меня. — Его лицо ожесточилось на мгновение, а потом расслабилось. — Я послал ее прочь, и она разозлилась. Остальное ты знаешь.
Шейн считал — и у Клер не было причин сомневаться в этом — что Моника развела огонь, от которого сгорел его дом, погибла его сестра и разрушилась его семейная жизнь. Эта рана никогда не исцелиться; он всегда будет ненавидеть Монику с сильной страстью, что было в двух секундах от насилия. Не то, чтобы Моника не провоцировала его большую часть времени; она, казалось, наслаждалась яростью Шейна.
Клер не могла придумать, что сказать, так что она снова поцеловала его, и это было сладко, тепло, немного его отвлекло. Ей не следовало ворошить это, подумала она. Ему не хотелось думать о тех днях совсем.
— Эй, — сказала она. — Я не хотела…
— Я знаю. — Его улыбка вернулась, и она подумала, что он вернулся в здесь и сейчас к ней, вместо плохого былого времени. — Рад, что тебя не было здесь при всём этом, на самом деле. Я не был действительно таким хорошим, каким стал потом. Плюс, если ты хочешь знать правду, я был своего рода придурком в выпускном классе.
— Все мальчики придурки в выпускном классе. И, в основном, в средней школе. И потом они вырастут, чтобы стать придурками. — Она снова поцеловала его. — Но не ты, Мистер Барбекю.
— О, блин, Ева просто так это не оставит, да?
— Не похоже. — Она почувствовала, что тоже улыбается. Шейн всегда вытаскивал какую-то сумасшедшую жилку в ней, которая, она не думала, что была в ней — это, возможно, беспокоило ее родителей так сильно в них обоих. Но Клер нравилось это. Когда она была с Шейном, она чувствовала… чувствовала, как кровь стучит в ее жилах, чувствовала, что каждый нерв просыпается, оживает и жаждет прикосновений. Все было ярче, яснее, чище. И немного сумасбродно, но это хорошо. — Хочешь выбраться?