Город призраков
Шрифт:
Фрэнк сказал:
— Лучше бы вы сначала разобрались со мной, прежде чем заняться какой-то маленькой школьницей, или я обижусь.
— Лучше вам разобраться со всеми нами, — сказал Шейн. — Я не позволю вам причинить ей боль.
— Ты кажешься храбрым, Шейн, для того, кто не помнит, что находился в моем присутствии прежде, — сказала Амелия. — Но я не причиню ей боль. Или кому-либо из вас. — Она посмотрела на Клер снова, и на этот раз в ее глазах было тепло. Своего рода комфорт. — Уверяю тебя, я полностью осознаю, что я здесь делаю.
Она вспомнила. Облегчение обрушилось
Она могла убедить Мирнина поступить правильно.
— У них Ада, — сказал Мирнин. — Вы должны найти ее. Пожалуйста.
Амелия отпустила Клер и отвел ее в сторонку, вне пределов досягаемости Мирнина.
— В этом нет необходимости, — сказала она, и сострадание в ее голосе было своего рода ее собственной болью. — Мы оба знаем, где Ада, Мирнин. Я знаю, что вы помните.
Он не двигался и ничего не говорил, но был безумный, лихорадочный блеск в его глазах.
— Вы были больны. Ада заботилась о вас, но вскоре она заболела. Слабость всегда вскрывала плохие стороны в вас, и она ослабела. Однажды…
— Нет, — сказал Мирнин. Это был не столько отказ, сколько просьба не продолжать этот разговор.
— Однажды я пришла сюда и нашла ее мертвой. Осушенной до смерти.
— Нет!
— Было слишком поздно спасать ее, но вы попытались, как только пришли в себя. Небеса знают, что вы пытались. Вы сделали все от вас зависящее, чтобы сохранить от нее то, что вы могли бы… разве вы не помните?
— Нет, нет, нет! — Мирнин опустился на корточки, пряча лицо в ладонях. — Нет, это не правда!
— Ты знаешь, что это так, — сказала Амелия и прошла вперёд, чтобы ласково положить руку на его плечо.
— Мой друг, этот разговор проходит у нас не в первый раз. Ты заболел, и ты начинаешь забывать, и ждёшь, что она вернётся. Но ведь Ада не вернётся? Она ушла.
— Нет, она не ушла, — прошептал Мирнин. — Я спас её. Я её спас. Она не может умереть вновь. Она не может покинуть меня. Она в безопасности. Я буду держать её в безопасности.
Никто не сможет навредить ей.
Он всё ещё думал, что Ада была машиной. Это было даже больнее, чем его горе; это была ещё одна замедленная трагедия, потому что Клер знала, что ей придётся увидеть, как он вспоминает всё вновь, увидеть, как он теряет всё, что любил, вновь.
В точности как все остальные.
Но разница в том, что Мирнин хотел держаться за эти воспоминания, должен был держаться за них. Он был на три года в прошлом, больной и безумный.
Он делал всё, что было в его силах, пытаясь не допустить им забрать от него Аду. Именно поэтому он в первую очередь посчитал злоумышленницей Клер… потому что где-то в глубине души она всё ещё пытался спасти Аду, и знал, что Клер намеревалась уничтожить её.
— Вы не можете забрать её, — прошептал Мирнин. — Вы не можете забрать её у меня.
Пожалуйста, не делайте этого.
Выражение лица Амелии стало прежним, холодным.
— Нечего забирать, — сказала она.
— Ады нет. Три года назад ты рыдал
Мирнин вздрогнул и безвольно уронил свои руки.
— Что ты собираешься сделать?
— Отключить машину. — сказала она. — Остановить это безумие, пока мы ещё в состоянии сделать это. Тебе станет гораздо лучше, когда я это сделаю.
Глаза Мирнина расширились, яркие, пугающе белые, и он прыгнул на Амелию, клыки его скользнули вниз. Она увернулась, потянув Клер за собой. Её охранники бросились в атаку, но Мирнин был сильным, и ещё более безумным, чем она когда-либо видела.
Он швырнул одного через всю лабораторию, проткнул другого ножкой стула, и закричал на неё, не желая повиноваться.
Она не шевелилась.
— Пусти меня! — крикнул Оливер Амелии, и с нетерпением громыхнул цепями. — Ты же видишь, что я не имею никакого отношения ко всему происходящему, и тебе нужна моя помощь! Освободи меня!
— Она помедлила, глядя на него, а затем наклонилась, чтобы умело открыть оковы, которые упали с его запястий и лодыжек на каменный пол. Оливер пошатнулся, с облегчением вздохнул, и Амелия крепко взяла его за руку.
— Оливер. — сказала она, и вгляделась в него. — Я помню, что случилось. Я помню и извиняюсь.
Он помолчал, а затем кивнул в ответ. Словно ожидал, что она сделает ещё какое-то решение — нечто большее, чем просто освободить его.
Амелия сказала:
— Я не буду твоей слугой в Морганвилле. А ты не будешь моим. Мы равны.
Она протянула ему руку, и он посмотрел на неё, явно опешив. Но всё равно взял её.
— Теперь защитим же то, что принадлежит нам, мой партнёр.
Он улыбнулся — улыбнулся! — и повернулся, чтобы встретить Мирнина посреди атаки. Он за считанные секунды уложил Мирнина, но это был лишь прилив адреналина, который исчез, и Клер поняла, что боль, причинённая серебряными цепями взяла своё. Он замедлился. А Мирнин нет, и за несколько смертельно коротких секунд, когти Мирнина полоснули по лицу. Оливер пригнулся, но потерял равновесие, так как Мирнин в спешке швырнул его назад. Оливер на бешеной скорости врезался в стену, а Мирнин пятном метнулся к задней части комнаты.
— Он собирается спуститься вниз! — завопила Клер, и схватила упавшие серебряные цепи Оливера, когда Мирнин отбросил ковер в сторону. Она услышала гудки набираемого кода на замке люка. — Остановите его! — Он уже несколько дней предоставлен сам себе, занимается бог знает чем. Создает… разные вещи. Позволить ему спуститься туда было опасно, даже больше, чем столкнуться с ними здесь.
Так или иначе, она все еще хотела его убедить. Это не Мирнин, не совсем он. Она вспомнила Мирнина, которого она знала — доброго, почти нежного мужчину, того, кто принес ей суп и поддерживал ее, когда она была слишком усталой, чтобы стоять самостоятельно. Того, кто сражался за нее снова и снова. Теперь она должна бороться за него. Она должна защитить его от себя самого.