Город призраков
Шрифт:
— Ложись, Стрый, ложись!!!
Тот понял, бросился на землю, но медленно, слишком медленно. А Николай все еще думал о голубе и о том, как холоден осенний воздух, когда что-то тупо ударило его в живот и грудь и, после мгновения холодной пустоты, вспыхнуло жаркой, обжигающей болью.
— Колька, Колька!!! — орал Стрый и тянул за собой на землю, но Николай и так уже падал, не способный стоять на враз размягчившихся ногах. Какие глаза были у того голубя — черные, бессмысленные, с белыми кружками вокруг угольно-черных зрачков.
И Пиночет упал на спину, ударившись затылком о холодную землю. Наверху клубились облака —
— Ты как? — в панике шептал Малахов, судорожно передергивая затвор своего оружия. — В порядке?
«В порядке», — хотел ответить Николай, но почему-то не смог. Смешное чувство, словно из него выпустили весь воздух, как из проколотого мячика.
Кобольд отпустил цепь Хонорова и по-пластунски пополз в сторону близких деревьев. Сердце заполошно колотилось, глаза заливал мигом выделившийся пот. Бывший драгдилер искоса глянул направо и встретился с глазами Босха, что полз в ту же сторону. Губы того шевельнулись и произнесли несколько слов, адресованных Стрыю, Рамене и лично ему, Кобольду. Босх призывал поднять оружие и стрелять. Кобольд притворился, что не слышит.
Брат Рамена возился с затвором автомата, резко вздрагивая, когда девятиграммовая смерть втыкалась в землю слишком близко от него. Потом оружие все же соблаговолило встать на боевой взвод, и он стал посылать короткие прицельные очереди. Его усилия увенчались успехом — в стане врага зашевелились, а потом на дорогу упало дергающееся тело — рот раскрыт в немом крике, глаза широко открыты навстречу смерти. Из-за укрытия выскочил еще один человек и резко дернул раненого назад. В следующий момент его утащили за издырявленный древесный ствол.
Огонь резко убавил в интенсивности. Тихо ругаясь про себя, Босх высунулся и стал стрелять из новенького вороненого десантного автомата. Две пули нашли свое убежище в стволе дерева над его головой, посыпалась древесная крошка, а острая щепка больно кольнула в шею. Да, давно Босх не был под огнем, всегда было, кем прикрыться.
У Рамены кончились патроны. Он сжал зубы и стал потихоньку отползать к деревьям. Под деревьями Босх свирепо пнул Кобольда, прошипев:
— Стрелляй, гад!
И Кобольд открыл огонь. Хоноров, закрыв голову руками, так и лежал на асфальте, а чуть в стороне, за телом Николая, словно за бруствером, отстреливался Стрый, не замечая, как под напарником скапливается темно-красная лужа.
В этой быстротечной битве нормально умели стрелять только Босх, с его выучкой, и Дивер. Остальные посылали пули из дергающегося автомата куда попало, что, впрочем, заставляло противника не подниматься от асфальта.
— Левее, левее! — орали во вражеском стане. Рамена решил, что он кого-то зацепил. Во всяком случае — неясное шевеление и прекратившаяся стрельба об этом свидетельствовали. А потом что-то клюнуло его в плечо. Дмитрий поднял голову, думая увидеть разгневанного Ворона, но того там не было, только вспарываемый пулями воздух. Следующий выстрел угодил точно в автомат бывшего сектанта, и тот звучно сдетонировал, разом подорвав все оставшиеся патроны в магазине, расшвыряв в стороны тучу мелких стальных осколков, большая часть которых осела на лице брата Рамены-нулла. Чувствуя, как кровь заливает глаза, Рамена уронил голову на асфальт. Черные блестящие крупинки покрытия казались бездонным, полным сгоревших звезд космосом.
У Босха закончились патроны, Кобольд возился с
— Мань, закончилось все?
— Да не, передыхают, — отозвались из соседнего дома, — возьми их Исход!
— КОЗЛЫ!!! — заорал Босх, высовываясь из-за дерева и поливая из автомата смутные тени под деревьями. — Козлы все!!!
Кобольд бросил оружие и бочком стал покидать место битвы. Со стороны деревьев снова стреляли. Босх захлебнулся фразой и упал на колени.
— Я сдаюсь!!! — вопил Стрый. — Не стреляйте!! Я сдаюсь!!!
Он поднялся с земли с поднятыми руками.
Босх пробулькал что-то невнятное и выстрелил в Стрыя, но промахнулся. Кобольд бежал во всю мочь, смешно качаясь на сбитых ногах. Стрый сделал движение, словно собирался кинуться за ним, но запнулся о Пиночета и упал на землю. Поднялся, изумленно вгляделся тому в лицо.
— Колян? — спросил он, а потом поднял руки и увидел, какой алый оттенок они приобрели. — Колян, ты что?
Но он уже понял. Никогда больше не гонять голубей Николаю Васютко и не просить униженно добавочную порцию зелья у драгдилера Кобольда. Это притом, что сам барыга сейчас спешно бежит, вместо того чтобы прикрыть их огнем.
— Кобольд, тварь! — прошептал Стрый и поднял автомат. Со стороны деревьев заметили это и снова стали стрелять. Две пули вонзились в асфальт совсем рядом, но Малахов и внимания не обратил, он смотрел через мушку на фигуру бегущего человека, а потом придавил спуск. Автомат коротко рявкнул, выплюнув пяток пуль, а затем щелчком объявил, что магазин пуст. Но этого хватило: Кобольд споткнулся, широко раскрыл руки, словно хотел обнять весь этот холодный туманный город, да и упал ничком.
— Я не понял, ты там сдаешься или нет?! — крикнули из-за деревьев.
Стрый кинул автомат и подполз к Николаю. Красная влага под его телом медленно смешивалась с оттаявшей, холодной водой. Глаза Васютко были открыты и сумрачно поблескивали.
— Колька, — шепнул Малахов, — ты жив, да? Тот полуоткрыл рот, как будто хотел ответить, да так и замер. Со лба Стрыя сорвалась крупная капля пота, смешанного с чужой кровью, и упала прямо в глаз Николаю. Тот не моргнул, и от зрелища розовой влаги расплывающейся по мутнеющей роговице, у Малахова прошел мороз по коже. Он всхлипнул, провел ладонью по лицу Пиночета и попытался закрыть ему глаза, но те снова открылись — темные, обвиняющие.
«Я теперь вечный должник», — подумал Стрый.
Из глаз Николая Васютко смотрела вечность, и Стрый не мог вынести ее взгляда. К ним шли люди — другие люди, которые вместо того, чтобы стать жертвой, вдруг превратились в хитрых и жестоких хищников, устроивших засаду возомнившим себя избранными Босху и его людям. Так глупо.
Их было семеро, шесть мужских высоких силуэтов и маленькая детская фигурка. Семь человек, семь оживших фамилий из списка. Стрыю было плевать, он поднял голову Николая и положил себе на колени. Не верилось, не хотелось верить, что тот умер. Слезы хлынули сами собой. В двух шагах рядом, хрипя, прощался с жизнью Босх, но его было не жаль. Так же, как и изуродованного Рамену. Было жаль лишь напарника, с которым сроднился больше, чем сам думал.