Город сгорающих детей
Шрифт:
Он говорил спокойно, стараясь не придавать голосу излишней строгости.
Настя повернулась к нему, забралась с ногами на сиденье и обхватила колени руками. Какое-то время она сидела так, смотря на руку отца, лежащую на рычаге переключателя передач, а затем задумчиво пробурчала:
– Всё будет хорошо. Так хочется, чтобы было. А то каникулы дурацкие получаются.
Поёрзав плечами, она добавила:
– У меня кожа чешется, пап. Весь день не чесалась, а теперь чешется.
Сергей пожалел, что в суматохе не спросил у врача о возможности принимать душ, решив позвонить в больницу из гостиницы:
– Откуда же я знал… – бормотал он себе под нос, – да он и сам перенервничал, врач наш. Вон как забеспокоился,
Сзади его обняли две тонкие руки. Сергей увидел в зеркале лицо дочери и её блестящие глаза.
– Ты чего, малыш?
– Просто так. Ты волнуешься. А сложную ситуацию всегда можно сделать ещё более сложной.
– Напряжённую, ты перепутала.
– Вот и не напрягай, ладно?
– Ну даёшь, принцесса. Молодец. Кстати, мы приехали. Пошли искать твоего брата.
Они забрали Петьку у совершенно измученного Эмилио, который сердечно поблагодарил "за знакомство с этим представителем племени Живучих и Умных", рассказал, что его тоже посвятили в члены этого племени, возникшего буквально час назад, но он не в состоянии больше строить вигвамы из спасательных кругов и спускать на воду воображаемые корабли, поскольку здесь у него нет таких возможностей и масштабов, а пацану нужен простор. Возможно даже два простора.
Оставалось ещё почти три часа времени, чтобы собрать нехитрые вещи для больницы, и Настя пошла складывать свою сумку, говоря при этом сама с собой, но достаточно громко, чтобы её речь была слышна всем в комнате:
– Это называется "приехала отдохнуть на море". Тут же загремела в больницу.
Потом она накричала на Петьку за то, что он путается под ногами, выгнала его из комнаты и хлопнула дверью.
Сергей взял надувшегося пацана на коленки и, вороша его непослушные волосы ладонью, тихо сказал:
– Не обижайся на сестрёнку. Что-то заболела она у нас не вовремя. Болеть никогда не вовремя, а если речь о болячках, которые не знает даже врач, тогда совсем неприятно. Правда?
Петька оживился и затарахтел:
– Конечно, неприятно! У нас в школе был мальчик, он опоздал на урок и сказал, что он болеет и поэтому опоздал, а учительница не знала, чем он болеет, и он сам тоже этого не знал. А после школы за ним приехали родители, и учительница спросила их, чем он болеет, а родители тоже не знали, и им стало неприятно, когда они узнали, что он вдруг заболел…
Петькин рассказ о больном мальчике был длинным и с массой деталей, но Сергей слушал его рассеянно, не в силах настроиться на возможность спокойно думать. Пытаясь отвлечь себя от дурных мыслей и спастись от вдохновенного рассказа о заболевшем мальчике, Сергей достал из вещей видеодиски и зарядил сыну какой-то мультфильм. Настя выпрыгнула из комнаты в банном халате и под отцовский крик: "Голову, Настя, мой только голову! А тело оботри влажным полотенцем!" закрылась в ванной и через некоторое время снова вышла, прошлёпав в комнату, оставляя за собой капли воды с мокрых волос. В рассеянном наблюдении происходящего по телевизору время прошло немного быстрее и, в очередной раз взглянув на часы, Сергей скомандовал Петьке обуваться и позвал дочь, всё ещё не выходящую из комнаты:
– Настён, время. Ты готова?
Ответом ему были стук, шорох и шаги из-за закрытой двери.
– Настя!
– снова позвал Сергей достаточно громко, чтобы его могли услышать через раздающиеся в комнате звуки. – Ну, где ты, ёлкина голова?!
Из детской по-прежнему не доносилось ничего, кроме топающих шагов его дочери, в очередной раз доказывающих, что чем меньше и легче человек, тем больше от него шума. Потом он услышал напевание какой-то немыслимой мелодии, которая раздавалась только короткими звуками и была, несомненно,
– Плеер в ушах… конечно, какого тогда я надеюсь, что она меня услышит? – Сергей вдохнул и подошёл к комнате. – Ну, погоди… сейчас вместе споём.
Понимая бесполезность стука именно в этой ситуации, он резко открыл дверь.
Настя занималась тысячей дел одновременно, и это не задерживало, а ускоряло её сборы, что никогда не могли понять ни её отец, ни подруги, ни она сама. Только Петька, который был ещё более талантлив в том, чтобы плодотворно ничего не делать, мог соперничать с сестрой в одновременном одевании, походе в туалет и чистке зубов. Сейчас Настя расчёсывалась. При этом она ещё убирала в комнате, запихивала в сумку необходимые для больницы вещи и подпевала раздающимся в наушниках песням, в сортировке которых только она могла разобраться – никто другой не постиг бы логики, с которой она раскидывала по памяти цифрового плеера необходимые ей музыкальные композиции.
С гремящей в наушниках музыкой Настя приводила в порядок ещё влажные после душа волосы, между делом запихивая постельное бельё в ящик под диваном, затем подошла к зеркалу и стала вдевать в уши серёжки с вулканическим камнем, когда-то подаренные ей отцом. Она села на стульчик перед зеркалом, встряхнула волосы, наклонила голову набок и аккуратно вдела серёжку в правое ухо, подпевая звенящему в ушах мотиву, затем взяла вторую, и именно в эту секунду в комнату вошёл Сергей, неожиданно открыв дверь и сразу увидев сидящую перед зеркалом дочь. От неожиданности выронив украшение из рук, Настя секунду смотрела на отца, потом наклонилась, и в это мгновение Сергей почувствовал безотчётный ужас, отвратительный, как болотная тина на лице, прилипшая к коже холодом полного непонимания того, что он видит. Он смотрел сейчас не на склонившуюся спину его дочери, а на отражение в зеркале перед ней, в котором Настя с одной вдетой серёжкой по-прежнему сидела на стуле и внимательно смотрела на него.
Глава шестая. Первые жертвы
В стеклянно-бетонном здании медицинского центра народу значительно прибавилось. Из безлюдного, пустого, звучащего гулким эхом, как это было сегодня утром, оно превратилось в муравейник, заполненный быстро передвигающимися фигурами в белых халатах и стоящими возле стен группками родителей с детьми различного возраста, встревоженно смотрящими на взволнованные лица их пап и мам. Это немного отвлекло Сергея от увиденного полчаса назад в зеркале, что было невозможно ни объяснить, ни опровергнуть, и смешалось в голове совершеннейшей кашей, сопровождающей его с самого утра первыми пятнами на коже дочери. А тогда, в ванной комнате, до боли зажмурив глаза и снова вытаращив их, он пытался рассмотреть что-то среди заплясавших перед ними красных искр и не увидел ничего особенного, только Настю, которая уже повернулась к зеркалу и, вдевая вторую серёжку, с удивлением смотрела через зеркальное стекло на ошарашенное лицо отца:
– Ты чего, пап? Идём, я уже готова.
Уступая дорогу группе медиков с серьёзными лицами, энергично вошедших в холл вместе с ним, Сергей задумчиво произнёс:
– Знаете, ребятки, мне кажется, недостатка во внимании у нас не будет.
Он ободряюще улыбнулся Насте, крепче сжал маленькую ладошку сына и обратился к девушке-администратору, уже принимавшую их сегодня:
– Здравствуйте, вы нас помните? У нас встреча с доктором на это время.
Администратор с готовностью закивала головой, указала им на место ожидания возле кабинета, затем, извиняясь, подняла вверх руки, как бы указывая на происходящее вокруг, и тут же переключилась на звонок телефона у неё на столе.