Город смерти
Шрифт:
Главное, не обращать внимания на перекошенные рожи. Люди празднуют, им весело. Они любят Леона, следовательно — друзья. В конце концов, каждый второй из них более-менее нормален. Вон парочка довольно милых девах. Одна черненькая в холщовом платьице до колен, вторая рослая, румяная, со вздернутым носом. И волосы чистые. Жопастенькая.
Перехватив взгляд гостя из города, вострушка затерялась в толпе. Явилась она спустя минуту с хрустальной вазой, до краев наполненной мутной жидкостью, протянула
Сандра оттолкнула липнущую к ней мелочь, рванула в толпу за Леоном.
— Леон! — не выдержала она, но голос утонул в визгах и хохоте, и ей пришлось расталкивать веселящихся сельчан.
— Чей-то она? — Лицо девушки вытянулось от обиды.
— Это — что? — Вадиму дела не было до ее вопросов, его интересовал состав пойла.
— Свекольница. Добрая. Не хочешь?
— Не уверен. — Он покосился на длинного Ходока, смолящего самокрутку.
Похоже, его сие действо не волновало: глядит поверх голов, выискивает кого-то. Леона? Ясно, что он здесь не первый раз, ему привычны и мутные глаза, и повседневность уродства, и хохот гиен…
— Как тебя зовут? — обратился он к насупившейся девчонке.
— Анит, — улыбнулась она, демонстрируя ровные, хотя и желтоватые зубы.
Тем временем Леон — о чудо, он улыбался почти по-человечески! — пробирался назад в сопровождении паклебородого. За ним спешила Сандра, растерянная и подавленная. Уголовник жестом подозвал Ходока. Анит, по-прежнему улыбаясь, предложила свекольницу Леону. Понюхал, кивнул, отхлебнул — значит, не опасно — и отогнал девчонку.
— У них тут свадьба, — сказал он. — Ужрались, и теперь ничего вразумительного от них не добьешься. А те, что чужаков взяли, в отрубе.
— И что теперь? — Ходок задумчиво двинул челюстью.
— Ждать, пока протрезвеют. — Леон развел руками. — Вот такая хрень, товарищи.
— Да чего церемониться, — встрял Вадим. — За шкирку, рожей в воду — живо оклемаются.
Леон обнял его, широким жестом обвел сельчан.
— Смотри, это — община, семья. Иди, за шкирку кого-нибудь возьми. А потом тебя за шкварник — и на кол.
По спине продрал мороз, Вадим отступил на шаг. Забавная девушка Анит в сторонке переминалась с ноги на ногу.
И вдруг толпа расступилась. От самодельного шатра двигалась процессия: впереди — существо в тертых камуфляжных штанах и мешке поверх пузатого тела, позади — худющие девочка и мальчик лет двенадцати, которым посчастливилось родиться нормальными. Толпа расступалась перед ними, как море перед Моисеем. В руках у детей — поднос, а на подносе — о Господи! — каравай! Румяный каравай с «косичкой»!
— Дорогие гости, — пробасил толстяк с упором на «о», — не побрезгуйте! Рады будем, если с нами откушаете.
— Кого? — переспросил Леон.
— Лешку Бора. Не знаете его? — Толстяк повернулся к Вадиму и дохнул в лицо перегаром.
Чиркни спичкой — произошло бы возгорание.
— Да это неважно! Вон он сидит с невестой. — Толстяк указал на шатер. — Три мешка полбы отвалил за нее, аж похудал. А шо, девка молодая, не порченая ешо. У него мыши в голове дырку прогрызли, — он загоготал, — подавай ему непорченую. Сорок лет ждал взрослую, но непорченую. Перестоял, наверное. Мутов наплодит… Го-го-го!
Сандра сделала вид, что ей жутко любопытно. Ходок с интересом разглядывал шатер, где на соломе восседали жених с невестой. Наконец дети протянули дорогим гостям каравай, накрытый пусть потертой, но стираной тряпкой. Каравай был уже надломлен женихом и невестой. Вадим отщипнул кусок, отправил рот и зажмурился от удовольствия: он напоминал старый добрый отрубной хлеб.
— Нравится? О-го-го-го! У вас в городе такого не сыщешь! — проговорил толстяк, ретируясь.
— Гуляем? — Ходок с надеждой уставился на Леона.
— Выбора нет, — пожал плечами он. — Но не увлекайся, тебе еще за руль.
— Ты же знаешь, я не по тем делам! — Ходок аж просиял.
— Пейте, гуляйте, здесь съедобно практически все. — Леон обратился к Сандре.
— И девки без сифака, — радостно сообщил Ходок, подмигивая Вадиму и пританцовывая от нетерпения. — Если только сифак — камень на шею, и в болото. Надо что-то подарить молодоженам!
Леон вынул из кармана серебряные серьги. Ходок присвистнул:
— Невеста уссытся от счастья! Лучше мне отдашь… Или Сандре.
— Ну ты и крыса. — Сандра ткнула его локтем в бок.
— Да шутю я! Идем, поближе посмотрим на этот цирк.
Ходок поволок Вадима в проход, который еще не успел затянуться. Отсюда молодоженов не было видно, их скрывали головы гостей.
— Посторонись! В сторону! В сторону! — вопил он, распихивая руками сельчан, словно у него свербело в одном месте.
Вадим заметил, что аборигены делятся на два лагеря — нормальные и те, кого толстяк назвал мутами. Интересно, жених — мут или человек?
А вот и молодая семья. Растопырив тощие коленки, выпятив брюшко, на сене, как на троне, восседал плешивый мужичок с глазами навыкат. Поглядывая на тонкую девушку, закутанную в пожелтевшую тюль, он плямкал влажными губами. Хрен его поймешь. Человек вроде.
— Дорогие молодожены! — Мясистые губы Ходока растянулись до ушей. — Вы так прекрасны! Рад выразить свое почтение!
Не дожидаясь приглашения, он полез дарить серьги, Вадим остался на месте. И уйти неудобно, и участвовать в этом фарсе противно.