Город собак
Шрифт:
Сухарь лежал и думал про Лулу. А всё больше про хвост её пушистый. И вот ведь парадокс: вдруг ему Лулу эту жалко стало. Всю жизнь прожил и не вспомнил ни разу. А тут нате вам — жалость проснулась. А вместе с ней совесть. Стыдно вдруг Сухарю сделалось — аж зубами заскрежетал. И чем Лулу ему тогда помешала? Псина-то неплохая была, незлая…
— Здорово, Сухарь! — в дверях стояли Матвей и Мясо.
Мрачным кивком приветствовал Сухарь дружба нов.
— Тут такое дело, — замялся Мясо. — Ствол чистый раздобыть надо. Со всеми разобрались,
Набычившись, Сухарь молчал.
— Я понимаю, мы с этим делом затянули. Но сам знаешь, его не так просто найти — в бега подался. Но вчера пацаны его выследили. Он квартиру снимает у бабки в частном секторе. Завтра нагрянем, ствол только незасвеченный нужен. Ты бы позвонил Гитлеру, — Матвей с опаской взглянул на бригадира.
Сухарь лежал в подушках и двигал челюстями. Вид у него был внушительный. Кряхтя он медленно поднялся с кровати и, сверкая безумными глазами, пошёл на братков.
— Ты чё, Сухарь?! — не поняли пацаны и попятились.
Подковыляв на отмороженных ногах к перепуганному Мясу, Сухарь схватил его за грудки и, брызгая слюной, заорал:
— Для тебя я Кузьма Михайлович! Пошли вон, идиоты!! И чтоб никаких больше стволов!!!
Матвей с Мясом юркнули в коридор и, недоумевающие, скатились вниз по больничной лестнице.
Кузьма Михайлович вернулся в кровать и вперил в потолок меланхоличный взгляд.
«Выпишусь — заведу собачонку», — думалось ему, — «пуделишку какого или болоночку. Ласковые они, бестии»…
Заветная мечта
У многих есть мечта. Один мечтает полететь в космос, другой — о домике у моря, третий хочет стать «звездой». Была своя мечта и у Серёжи Белкина. Нет, не мечтал он о богатстве, славе или головокружительной карьере. Белкин хотел собаку, а если точнее — эрделя.
Он маленьким был, когда в подъезд переехали новые соседи — добродушные, улыбчивые супруги Матвеевы. Так у Белкина появился друг — эрдельтерьер по кличке Корки. Пёс под стать хозяевам — жизнерадостный, весёлый.
По утрам Белкина будил звонкий лай, и он мчался на улицу. Вместе мальчик и пёс проводили все дни напролёт, и Белкину казалось, лучше Корки нет никого в целом мире. Но каким бы чудесным ни был пёс, хозяев он любил всё-таки больше. Огорчало это Белкина, и он не переставал мечтать о своей собаке.
Родителей Белкин не помнил — умерли рано. Жил с бабушкой в крохотной квартире. Скромной пенсии едва хватало на самое необходимое — какая там собака! Подолгу бабушка деньги откладывала, чтобы новый ранец купить или внука фруктами побаловать. Стыдно ему было. В школе особенно. Одноклассники в модных джинсах щеголяли, а Белкин куцый костюм донашивал. Ребята часто над ним подтрунивали, одна Наташа Кузьмина не смеялась. От этого у Белкина даже уши горели — нравилась ему красивая девочка.
А больше всех любил над ним измываться толстый, вечно румяный Лёнька Сытый.
— Белка, а ну дай списать!
— Не дам, — тихо, но твёрдо ответил Белкин. По математике он был лучшим в классе, но подчиняться Сытому, как это делали остальные, просто не мог.
— Ты чё там прошептал, оборванец? — сощурился Сытый.
— Не дам, — кулаки его сжались.
— Ладно, ботаник, после уроков разберёмся, — прошипел Сытый, подмигнув дружкам с последней парты.
В глазах поплыл туман — Белкин бросился на обидчика.
Его чуть не выгнали из школы. Родители Сытого настаивали, в районо писали, но директор Белкина пожалел — выпускной класс всё-таки. А Лёнька больше его не трогал.
Экзамены Белкин сдал на «отлично» и даже получил медаль. Одноклассники возбуждённо обсуждали наряды, готовясь к выпускному. Бабушка, милая, заботливая бабушка перешила старый дедов костюм. Белкин надел его, но на выпускной не пошёл. Бродил возле школы, а из слепящих окон неслись музыка, смех… В тот вечер он впервые почувствовал себя взрослым.
Белкин поступил на физико-математический факультет. Осенние листья уже свёртывались и чахли, готовясь к серьёзному холоду. В институте начались занятия, а вместе с ними — новая жизнь. Днём Белкин учился, по вечерам разгружал вагоны. Домой приходил ночью, ложился и отключался мгновенно. Бывало, и на занятиях засыпал. Бабушка бранила, когда отдавал заработанные деньги, а после плакала украдкой.
С Корки виделся всё реже. Лишь по воскресеньям с Матвеевыми ездил на дачу. И всё же не расставался с мечтой о том, что когда-нибудь у него появится свой пёс. Откладывал деньги, но то были сущие крохи.
Прошло два года. Белкин возмужал, да и денег на покупку собаки скопилось достаточно. Поделился грядущей радостью с Матвеевыми, сообщив, что у Корки скоро появится приятель.
Как-то вечером, вернувшись домой, Белкин нашёл бабушку на полу: до кровати она не дошла совсем чуть-чуть. Он вызвал «скорую».
Бабушку парализовало.
Сверстники ходили на дискотеки, влюблялись, женились. Работу Белкин не оставлял — все деньги шли на лечение. О собаке вновь пришлось забыть. В больнице бабушка подолгу смотрела на него ласковыми, влажными от слёз глазами, силилась сказать что-то, но губы не слушались.
— Не волнуйся, бабуля, — гладил Белкин морщинистую руку. — У меня всё хорошо. Ты выздоравливай только.
Через полгода бабушка умерла. Матвеевы жалели Белкина и часто приглашали к себе. Корки всё также встречал его у порога. Пёс словно догадывался о том, что другу тяжело. Он клал кудрявую голову Белкину на колени и так, замерев, стоял подолгу, лишь изредка помахивая коротким хвостом.
Из грузчиков Белкин ушёл, устроившись лаборантом в научно-исследовательский институт. А заветная мечта о собаке не оставляла.