Город Сумрак

Пий Лолита

Последствия не заставили себя ждать. Сид двигался пешком дальше, в сторону Альфабета, пытаясь прогнать образ Блу, который вставал перед ним все ярче с каждой секундой, прошедшей с их последней встречи. Форчун-сквер и коллапс никоим образом не мешали этому. Сид бежал мимо переведенных на военный режим улиц, взбесившихся светофоров и полицейского произвола, и ему казалось, что он единственный действительно знает, куда идет посреди расползающегося метастазами хаоса. Известие о комендантском часе застало его на перебежке от авеню А к Седьмой, где находился вход в отделение скорой помощи «Милосердия». Было ровно тринадцать, когда экраны прервали рекламу и проинформировали Город о том, что после двадцати одного часа любой абонент, оказавшийся в общественном месте или на улице без спецразрешения, подлежит расстрелу на месте.

«Милосердие» подвергалось вялой атаке трясущихся наркоманов. Больницу видно было издалека. Титановые экраны над въездом скорой помощи

круглосуточно крутили оптимистические ролики. Безмятежные паралитики барахтались в ванночках. Их нереальные улыбки и медикаментозное счастье разлетелись вдребезги вместе с панелью при первом же метком попадании бутылки с зажигательной смесью. Сид увидел огонь и затормозил. Одинокие язычки пламени метнулись к цепочке охранников, перекрывавших вход. Те спешно ретировались внутрь. Игра шла не по-честному. У них — электрошокеры, у тех — обрезы. В рядах наркоманов некоторые были с армейскими ранцами, оттуда торчали бутылки с прозрачной жидкостью, заткнутые скрученной тряпкой. Наркоманы размахивали справками, и на лицах у них читалась горькая незаслуженная обида. Сид не слышал, что они орали, — впереди на перекрестке с Седьмой улицей автомобильная кутерьма была в самом разгаре. Он сложил два и два. По пути встретилось изрядное количество супераптек — все закрыты. Есть от чего всполошиться наркоманскому люду. «Милосердие» еще легко отделалось. Штук двадцать атакующих, из них в лучшем случае треть держится на ногах. Охранники вернулись на позицию с запасом стволов и подкреплением в виде полицейских в синей форме. Сид решил зайти со служебного входа — на авеню В. Он двинулся в противоположном направлении, а тем временем перестрелка за спиной ненадолго перекрыла утомительный гам клаксонов и свистков.

Малолетки вопили, взрослые ругались, тяжелораненые стонали на подлокотниках диванов и под окнами. На стойке регистрации дежурные орали в раскаленные трубки, пытаясь докричаться до скорой помощи, — а там диспетчер сквозь помехи отвечал, что все машины как под землю провалились. Никто, казалось, не реагировал на то, что в северном крыле госпиталя начался пожар, кроме разве что самой системы пожарного реагирования. Сигнализация выла, но никого особо не беспокоила. У парня, одетого с ног до головы в кожу, случилась остановка сердца, — соседи отодвинулись от него, громко возмущаясь. Отец семейства орал на дежурных, проклиная весь медперсонал госпиталя «Даймлер-Милосердие», — делать им нечего, только забавляются с коматозными. Сид проскользнул к лифтам, и никто этому не воспрепятствовал.

На входе в блок Е никто не дежурил. Коридор и двери, тишина, нарушаемая только звуком шагов, но где именно, Сид определить не мог. Он воспользовался телефоном на входе и позвонил в операционную. Док сам снял трубку. Сид был краток. Просто сказал, что надо поговорить. Док попросил подождать. Еще одно дело, а потом они выпьют чего-нибудь в баре ближайшего панотеля.

Зал отдыха медперсонала выходил на коридор смерти.

Зеркало без амальгамы выходило в коридор, по которому желающие отправлялись в блок Е. Сид маялся. Мысль о самоистязании, которому он себя подверг, отпустив Блу, беспрестанно свербила в каком-то особенно чувствительном месте, о наличии которого он до той поры не знал, и периодически резким и неожиданным разрядом пробивала уверенность, что он ее больше не увидит. Он повернулся к окну, надеясь отвлечься — не важно на что. Через несколько минут он услышал, как хлопнула дверь тамбура. Он прижался носом к стеклу, чтобы схватить последние мгновенья человека. Тому было где-то пятьдесят. Ничто в лице или манерах не говорило о болезни или депрессии. Мужчина был тщательно одет. Он двигался скованно, шажками, без конца поправлял галстук и одергивал пиджак, как будто шел наниматься на работу, где в счет — каждая деталь.

Он остановился перед прозрачным зеркалом и тяжело вздохнул.

Сид с жадностью ловил этот взгляд человека, считавшего себя в одиночестве. Он прочел в нем полное смирение души, дошедшей до края. Человек выпрямился и продолжил путь к блоку, прямой и несгибаемый, как истина, и звук его шагов стучал в черепе у Сида еще долго после того, как тот исчез за дверью. И Сид понял, к чему все эти навязчивые мысли, все картинки, что никак не оставят его в покое, что бы он ни делал, и смерть Глюка, и трупы, сожженные на пустыре, картинки достаточно жесткие и мерзкие, чтобы стать вехами, последними его ориентирами в этом мире.

— Да, Смита били. Связали и били. Кожа на запястьях стерта и повреждена. Можно поручиться, что часть последней в своей жизни ночи он провел на земле в тесных наручниках. Подтверждаю, что имплант вырезали, и сделано это было погано. Думаю, он вырезал его сам. Но дело не в том. Лаборанты взяли с десяток образцов крови, которой был залит номер. На снимках он выглядел как бойня в конце рабочего дня. Слишком много красного. Я сделал анализы крови и получил чудовищный вывод. Кровь группы 0+, а у вашего друга была АВ-. Это редкая группа, а «они», я думаю, торопились. Да, смерть Глюка разыграли как спектакль. Он был мертвее мертвого, когда его привезли

в отель. «Они» разукрасили номер, но перестарались с ложными уликами. Кто эти люди и зачем «они» это сделали? Понятия не имею, но если он — ваш приятель, вы вправе задуматься. Поскольку мне посчастливилось делать вскрытие, я могу вам кое-что рассказать. При подготовке тела мой ассистент потерял сознание. Тогда я сам вставил Смиту в рот ретракторы и полез смотреть. Язык состоял из двух кусков, я достал их рукой. Края раны неровные, в зазубринах, с отчетливо видимыми следами зубов в местах прокуса. Чарльз Смит действительно откусил себе язык, и никто ему не помог. Токсикологический анализ крови не показал ни алкоголя, ни наркотиков. Я не знаю, как убеждают человека сделать с собой такое. Оружием и побоями такого не добьешься. Пуля стала бы для него благодатью. Побои — меньшим из зол. Только нерушимая воля поставить точку могла оправдать этот невыносимый поступок, потому что нестерпимое показалось ему терпимее, чем продолжение жизни.

Когда они доехали до «Пандемонии», хор сирен предупредил абонентов о наступлении комендантского часа. Мейер сказал Сиду, что о нем беспокоиться не стоит. У него есть пропуск на езду в ночное время. Сид ушел, на прощание взглянув на лежащие на руле руки доктора Смерть. Он шел к башне F неторопливо, как выходят из тупика. Расследование буксует. Пытка легче, чем сама жизнь. Город в агонии. Блу потеряна окончательно.

Остановив машину у сквера, Мейер провожал его тем же мрачным взглядом, каким смотрел в баре панотеля на его располосованное запястье. Сид вошел в башню F, почти уверенный в том, что добрый доктор нажмет кнопку «Д» — донос, как только завернет за угол Абсолют-авеню. Он услышал, как машина тронулась с места, мотор взревел и стих вдали. Он пожал плечами. В холле пахло вощеной мебелью и дезертирством. Он прикинул, а не рухнуть ли на пол, чтобы прижаться горящим лбом к мрамору и лежать, пока Нелегалка не заберет. Только погоня держала его на плаву, а теперь у бега не было ни смысла, ни даже задачи спасти свою шкуру — что там спасать. Как во сне раздался голос консьержа. Он звал его по имени. Сид подошел и принял из рук человека, существования которого никогда не замечал, большой конверт, запечатанный желтым сургучом.

— Посыльный вас не дождался, хотел проскочить до комендантского часа.

Сид посмотрел на конверт. Онанаписала его имя большими шаткими буквами. Ееимя было написано на обороте старательным детским почерком, проткнувшим бумагу в конце слова.

Сид услышал визг тормозов, хлопанье дверей, бег кованых ботинок по саду. Он поспешно разорвал конверт. Там было два билета до Экзита на поезд 12:45, оба неиспользованные, и книга без обложки.

12

Сид, не размышляя, рванул в сторону Субтекса. Комендантский час по идее был введен во избежание новых разрушений. По идее он защищал абонентов. В Субтексе мало что можно было разрушить и мало кого реально стоило защищать. В принципе, название «Субтекс» включало все, что лежало ниже бульвара Тексако. С давних пор Тексако пролег длинным шрамом через весь Город, который под этим углом зрения казался Сиду рахитичным телом, где голова и туловище, здоровые и нормально сформированные, стоят на больных, атрофировавшихся от чрезмерной тяжести конечностях. После успеха одноименного сериала название «Субтекс» сузилось до небольшого участка Альфабета, нескольких изолированных блоков вокруг авеню Z. Там Сид знал, что найдет где спрятаться. Он вышел из «Пандемонии» через паркинг, прокрался вдоль стен Абсолют-авеню, достиг Седьмой и пошел дальше. Пустынные, застывшие улицы словно омылись и вернулись к исходному совершенству, совершенству безжизненности. В перспективе, которую теперь ничто не загромождало, они казались бесконечными, прямиком ведущими в иной мир. Сиду показалось, что комендантский час — это что-то вроде репетиции: Город готовит себя к грядущему безлюдью. Миновав десяток домов он встретил всего три машины: одну служебную с тонированными стеклами, один армейский внедорожник, который летел по Тексако в сторону центра на скорости сто пятьдесят километров в час — внутри шестеро вояк, увешанных амуницией, и тот, что стоял на пассажирском сиденье, наугад пулял очередями из автомата, — и одну труповозку.

Воспользовавшись скудостью дежурного света, Сид перебежал под прикрытие строительных лесов и груд бесхозных мусорных баков. Он бежал и ни о чем не думал. Разве что об опасности. Со всех сторон ревели моторы патрульных машин. Крики военных, обалдевших от скорости и безнаказанности, становились громче, потом стихали, и отовсюду неслась морзянка автоматных очередей, слишком регулярных, по оценке Сида, чтобы каждый раз быть прицельными. Пока он шел по Тексако к месту слияния с Майкрософт-авеню, чтобы перейти диагональ в два приема, минимально выходя на открытое пространство, мимо пролетели два вертолета. Вертолеты летели низко, задевая фасады нежилых туманоскребов деловых кварталов, их включенные фары высвечивали на земле широкие пятна. Сид затормозил, заметив бегущего человека. Сноп света выхватил его рваный задыхающийся бег. Человек побежал быстрее, достиг противоположного тротуара и заметался в поисках выхода.