Город тысячи богов
Шрифт:
– Прошу простить мою неучтивость, - дурашливо поклонился Охранитель, - но, насколько я помню, пресс-служба Великого Царства Египетского не рассылала официальный релиз о возрождении богини Исиды. Как бы там ни было, я рад видеть и саму богиню, и ее вме…
– Гор пойдет с нами, Абусалам, - грубо оборвала его Ольга. – Три Печати разрушены, три Луча рассеяны или неуправляемы. Можете идти во внешний мир, вас ничто не держит…
– К сожалению, не можем, - убийственно вежливо ответил Охранитель. – Мы не знаем, в чем причина, но выходить за границы Бограда можно только на свой страх и риск. Низшие формы тупы и нетерпеливы,
Злость все же прорвала его невозмутимость. Последнюю фразу Абусалам не говорил – кричал, брызжа слюной. Гор смотрел на преображенную мать, чувствуя себя щепкой, посреди океана. Могучие силы, природу которых он до конца не понимал, схлестнулись за его жизнь, за его сущность. Хуже всего было то, что Гор не желал примыкать ни к одной из сторон. Впервые в жизни он ясно видел, что правда не за сильными, громкими и уверенными. Правда за бородатым усталым мужчиной, потерянно стоящим в двух шагах от него. Ни Абусалама, ни мать нельзя выпускать во внешний мир, и за это понимание Гор готов был простить Владу все прегрешения.
– А не пошли бы вы оба?! – громко, перекрывая нарастающее гудение противоборствующих лагерей, спросил Гор.
– Егор, как ты разговариваешь с матерью?!
Ольга полыхнула золотистыми глазами, и Гору на миг захотелось спрятаться, втянуть голову в панцирь. Ее всесокрушающая ярость, обычная человеческая злость, помноженная на обиду женщины у которой отняли возлюбленного, могла дать фору любому божеству.
– Так, как следует разговаривать с каждым, кому вздумается считать меня своей вещью. Вместилищем, сосудом, или камерой хранения для своего дохлого мужа.
– Егор, следи за языком!
– предостерегающе зашипела Ольга.
Звонкие хлопки заметались по опустевшей улице. Абусалам театрально аплодировал узкими холеными ладонями. Его черные брови удивленно прыгнули вверх, да там и застыли.
– Вот это да! Ну и ну! Немыслимо! – он восхищенно зацокал языком. – Тогда я тем более не понимаю, в чем наши разногласия, Великая Богиня?! Мы ведь хотим одного и того же, верно? Ну же! Уничтожим последнюю Печать, а Осирису найдем сосуд получше! Да во внешнем мире мы найдем ему сотню сосудов! Тысячу сосудов!
– Нет, Абу, так не пойдет, - Ольга решительно мотнула головой. – Мой муж возродится божеством в теле моего сына. Только так. Егор не умрет.
– Ну, спасибо, - процедил Гор сквозь зубы.
– Интересно… - вкрадчиво поинтересовался Абусалам. – Ты ведь видишь меня, Ольга-Исида? Видишь, кто я есть?!
Охранитель наклонился вперед, и на мгновение Гора укололо узнавание. Что-то мелькнуло в его хищном, голодном профиле, в подернутых пленкой безразличия глазах. Знакомое, до дрожи в коленях.
– Я вижу, кто ты есть, - густо насурьмленные ресницы Ольги качнулись, подтверждая.
– И все же ты стоишь у меня на пути?!
– Я не стою у тебя на пути, - Ольга помотала головой, и Гору показалось, что голос ее больше не так тверд и уверен. – Я хочу забрать свое. Дай завершить инициацию, и Осирис укротит Луч, если понадобится, то рассеет его!
– Я не могу ждать!
Гневный крик Абусалама заставил Ольгу отшатнуться. Элегантный костюм
Две армии заволновались, начали осторожно сближаться, и Гор понял, что дальше тянуть нет смысла. Он повернулся к Владу, и быстро, сбивчивым шепотом сказал ему самое важное, самое главное. Он даже успел почувствовать удовлетворение, глядя, как изумленно округляются глаза Влада, но времени оставалось преступно мало, и Гор решительно встал между матерью и страшным нечто, все еще носящим личину Абусалама.
– Тихо! – рявкнул Гор, махая руками. – Тихо, вы все!
Он обернулся к горбатой твари в треснувшем костюме.
– Знаешь, что это? – указательный палец зацепился за серьгу, до предела натягивая мочку уха.
Гор без улыбки смотрел в глаза чудовища, похожие на два черных бильярдных шара. Улица молчала, лишь изредка нарушая тишину многоточиями разбивающихся капель. Казалось, посреди Храмового квартала, замершего в ожидании битвы, остались двое – сильнейший ом и неопытный мальчишка. Из их глаз друг за другом следили две враждующие силы, готовые проявить себя в любую секунду.
– Я очень боюсь боли, - признался Гор непонятно кому. – Это странно, потому что я почти не помню, каково это, ощущать сильную боль. Всякий раз я как будто отключаюсь, а мое тело все делает за меня. Оно лучше знает, как надо. Всегда знало. Оно вытаскивало меня из разных передряг. Надеюсь, вытащит и из этой…
Он резко дернул серьгу вниз, разрывая мочку надвое, и даже не вскрикнул.
XVIII
В центре Храмового Квартала полыхнула маленькая сверхновая. Секундой раньше я бросился к Ольге и накрыл ее своим телом, а также всей возможной защитой, что успел вспомнить и возвести за те короткие мгновения, что отпустил мне Егор. Над нами бушевала огненная стихия, срывая слои оберегающих заклятий, как луковичную шелуху. Мой хребет ощущал невыносимый жар так же явственно, как шея чувствовала горячее дыхание Ольги. Ее испуганный шепот вливал в защиту новые силы, и только поэтому мы все еще держались.
Вокруг нас пылала брусчатка, а спекшийся асфальт вставал на дыбы. Изредка среди оранжевых вихрей проносились объятые огнем тени, отдаленно напоминающие человеческие фигуры. Предсмертные крики тонули в реве мощнейшего взрыва. Горели люди и боги, горела земля, и сам воздух тоже горел. Один Егор невредимый стоял в эпицентре огненного торнадо, запрокинув лицо в небо, натянутый, как струна.
Вряд ли это длилось дольше пяти секунд, но нам, укрытым истончающимися заклятиями, показалось, будто прошло несколько часов. Когда последняя Эгида все же треснула, нас с Ольгой швырнуло на обугленное пепелище. Шатаясь и держась друг за друга, мы недоверчиво глядели на дымящий шлак, в который превратилась цветущая улица. Тут и там полыхали огни, освещая обглоданный взрывом Собор Вознесения Господня. Вся Храмовая площадь выглядела так, словно ее несколько дней утюжили бомбами. Уцелел лишь крохотный участок тротуара, сохранивший форму наших с Ольгой тел.