Город в кулаке
Шрифт:
2007 год. Следственный изолятор Рука помощи
— Кулагин, на выход!
Леонид нехотя поднялся с жестких нар и, заложив руки за спину, вышел в коридор. Конвоир закрыл металлическую дверь, и они оба двинулись вперед. Куда его вели и зачем, Кулагин не имел ни малейшего представления, а задавать вопросы своему провожатому он не стал.
Всю предыдущую ночь он провел без сна. И не столько потому, что на него не по-доброму косились сокамерники, сколько из-за кошмаров, вторгавшихся в сознание Леонида всякий раз, когда он смыкал веки. Перед его мысленным взором возникали образы погибших друзей. Тех, кто по его вине
Согласно правилам, Кулагин останавливался возле каждой двери и ждал, пока конвоир отопрет ее. Все движения последнего были нарочито медленными, но Леонида это нисколько не беспокоило. Все с тем же бесстрастным видом он смотрел прямо перед собой. На щеках у Кулагина появилась седоватая щетина, глаза потухли, местами потрескавшиеся губы изогнулись вниз.
Невольно Леониду вспомнился последний разговор с Горшаковым. И новое, совершенно не знакомое ему лицо Артема. Наверное, у старого друга действительно были все основания злиться на Кулагина и ненавидеть его все эти годы. Горшаков спросил, снятся ли ему лица погибших товарищей. Наверняка они снились и самому Горшакову…
— Сюда, — конвоир остановился у двери в комнату для допросов.
Кулагин ничего не произнес в ответ.
Конвоир отошел в сторону, пропуская задержанного. Леонид переступил порог. За столом никого не было, и только секунду спустя Кулагин заметил на фоне забранного решеткой окна фигуру человека в штатском. Человек обернулся.
— Леонид Кулагин доставлен, товарищ полковник, — отчеканил за спиной конвоир.
Началов неторопливо извлек из кармана платок, протер им вспотевший лоб и убрал на прежнее место. Кулагин невольно отметил, что сегодня Андрей бледнее обычного.
— Спасибо. Можете быть свободны.
Конвоир развернулся спиной и вышел из комнаты. Началов молча указал Кулагину на стул. Леонид не заставил себя упрашивать.
Некоторое время Началов все так же стоял у окна и не торопился переходить к разговору. Молчал и Кулагин. Сигареты у него кончились еще вчера вечером, но просить закурить у полковника он не стал. Сейчас он был не в том состоянии, как тогда, когда заявился к Началову на квартиру в половине второго ночи. Теперь Кулагин многое воспринимал иначе.
Словно прочитав его мысли, Началов приблизился к столу и бросил на него раскрытую пачку сигарет.
— Угощайся.
— Спасибо, — Кулагин взял одну сигарету и закурил. — Зачем ты меня опять вызвал? Тебе нужны еще какие-то показания? Но мне больше нечего сказать…
Началов не стал садиться с противоположной стороны стола, как того требовал протокол. Вместо этого он взял свой стул, поставил его рядом с тем, на котором сидел Кулагин, и грузно опустился. Рука полковника нырнула в боковой карман пиджака, а когда появилась вновь, в ней был зажат белый стеклянный цилиндрик. Началов протянул его подследственному.
— Выпей сразу три таблетки, — быстро заговорил он, не обращая внимания на реакцию Кулагина. — Прямо сейчас. Запивать не нужно, просто разжуй их. Через час у тебя откроется рвота и выступит сыпь по всей коже. Но в этом нет ничего страшного, Леонид. В принципе препарат абсолютно безопасен… Ты вызовешь охрану и скажешь, что тебе нужен врач. Они будут
Руки у Началова заметно дрожали. Было видно, что все то, что он только что выпалил на одном дыхании, далось ему нелегко. Это было похоже на отчаянный прыжок с обрыва. Полковник в первую очередь предавал самого себя и то, во что он свято верил прожитые годы. Но тем не менее Кулагин, пристально глядя в глаза собеседнику, спросил:
— Это что, шутка? Или ты меня на вшивость проверяешь, начальник?
— Да какие, к черту, шутки! — взорвался Началов, но тут же, покосившись на закрытую дверь, вновь перешел на сдавленный шепот: — Тебе надо бежать, Леня! Бежать сейчас! Иначе потом будет поздно. И я уже не смогу помочь… После суда все по-другому. И больница, и конвой… Надо сейчас!
— Я не собирался бежать, — спокойно возразил Кулагин. — Я ведь сам отдал себя в руки правосудия. По собственной инициативе. Забыл?
— Ничего я не забыл, — полковник стиснул в кулаке стеклянный цилиндрик. — Но никому не нужна эта твоя игра в благородство. Дешевый понт, Леня! Ни одному из твоих погибших друзей это уже не поможет. А Лиза… И твой сын… Ты нужен им. Понимаешь, нужен?
В глазах Кулагина мелькнуло сомнение. Началов решил дожать его:
— Ты можешь вернуться в Россию еще раз. Когда твой сын встанет на ноги. А сейчас ты должен быть рядом с ним. Он куда важнее всех тех, кто погиб в том далеком девяносто четвертом. Сделай это ради него, Кулагин! Даже не ради Лизы, а ради него! Пей!..
Кулагин опустил взгляд и сфокусировал его на стеклянном цилиндрике в ладони Началова.
— Пей, Леня!
Казалось, пауза длилась вечно. Полковник уже прикидывал, какие новые аргументы ему понадобится привести, но Кулагин все-таки дрогнул. Его рука потянулись к цилиндрику. Он взял его, раскрыл и вытряхнул уже себе на ладонь три маленькие круглые, как горошины, таблетки. Затем бросил их в рот и быстро разжевал. Никакого характерного привкуса у таблеток не было.
— Все остальное запомнил? — Началов убрал цилиндрик в карман.
— Запомнил.
— Тогда до встречи. — Полковник поднялся на ноги и громко крикнул: — Сержант!
В комнату вернулся конвоир, и Началов небрежно бросил:
— Уведите его.
После чего вновь вернулся к окну и встал на его фоне спиной к выходу. Кулагин поднялся со стула и покорно заложил руки за спину. Никаких изменений в своем организме после принятия препарата он не чувствовал. Пока не чувствовал…
Конвоир вывел его в коридор, и они тем же путем двинулись обратно в камеру. Теперь перед мысленным взором Кулагина стоял только один-единственный образ. Образ его сына. Он делал это ради него. Ради Артема. До тех пор, пока он ему будет нужен, как сказал Началов. А за ошибки молодости и за кровь своих товарищей он ответит чуть позже. Такие вещи не имеют срока давности.