Город в законе: Магадан, триллер
Шрифт:
И снова пошли допросы.
Но тут наконец подъехал и мой адвокат.
— Ничего не объясняй. — Настоял он.
— Почему… ведь вины моей нет. Свидетелей вполне достаточно и бумаги можно восстановить.
— Их можно восстановить, но так же можно и утерять. И свидетелей. Побеседует с ними доверительно опер и глядишь они от своих показаний быстренько откажутся. И на суде ты окажешься голенький.
Так мы и поступили. И следователь, накатав обвинительное заключение, передала его судье. Взяли с меня, как
И повис я между землей и небом, между честным человеком и преступником. Клеймо подследственного давило на меня в плане моральном, на издательство, хотя через две недели губернатор и отменил постановление своего зама, в финансовом — кому хочется связываться с фирмой, что под колпаком. А ходить и бить себя в грудь, вопия о своей невиновности, было противно.
Проба была достаточно жесткая и для моих приятелей. Увы, многих в тот момент я потерял. Скажу так — чем выше было положение, тем легче оказывалось предательство.
Но прошло какое-то время и я плюнул на свои интеллигентские терзания и с головой окунулся в работу. Умный человек, думалось мне, сам разберется, что к чему, а с дурака какой спрос.
К своему положению я почти привык, затишье меня устраивало.
Меня, но не моих "друзей".
Начались звонки.
Звонили поздно вечером, чтобы наверняка застать. Сын первый схватил трубку и недоуменно протянул:
— Тут какого-то козла спрашивают…
— Положи трубку, сынок, это хулиганье резвится.
Длинный звонок раздался снова. Я ответил.
— Ну ты, козел, мы тебя предупреждаем, будешь волну гнать…
И дикая циничная матерщина, поясняющая, что будет со мной и моей семьей в этом случае.
В диалог я с ним не вступал.
— Кто звонил? — встревоженно спросила жена.
— Да так, по работе, — как можно безразличнее ответил я.
— Не ври, я по твоему лицу вижу… И кстати, какой-то Идиот звонил и днем. Интересовался моим здоровьем и ребят. Чего они от тебя хотят?
— Не бери в голову, это мои проблемы.
— Твои, а пугают нас, — резюмировала Люда и надолго задумалась.
Борщев на мое сообщение отреагировал, на мой взгляд, неадекватно.
— Давно пора, — сказал он, как будто услышал долгожданную весть. — А то я уже забеспокоился, какую такую неординарную подлянку они выдумывают. А тут пугают, значит, ни на что решиться не могут.
— Пока, — подчеркнул я.
— Вся жизнь состоит из пока. Придется потерпеть. Телефон дома выключай, когда без надобности. Домашним твоим лишние стрессы ни к чему.
— А как с этим можно бороться? Есть же какая-то аппаратура — и прослушивающая, и фиксирующая. Может, поставить аппарат с определителем номеров.
— В Магадане это не проходит — не тот уровень связи. Да и не дураки же они — с автомата, скорее всего, звякают. А ставить тебя
Я внял его совету. Правда, телефон не отключил, а только вырубил звонок. Так что теперь он работал в одну сторону.
Когда мои знакомые стали жаловаться, что до меня не дозвониться, я шутил:
— Телефон я ставил не для вашего, а для своего удовольствия.
Затем, опять-таки по совету Саши приобрел автоответчик и вскоре телефонная осада прекратилась. Светиться на магнитофонной пленке не хотелось никому.
Звонки прекратились, но однажды старший пришел из школы раньше обычного и явно не в себе.
— А у нас Костю убило, — крикнул он прямо с порога, бросив на пол полиэтиленовый пакет с книгами. По традиции выпускников дипломат он уже на занятия не носил.
— Как это убило?
— Током.
На перемене они пошли покурить за трансформаторной будкой. Тут подъехала какая-то машина, из нее вылез монтер, открыл трансформаторную и потом крикнул:
— Ребята, помогите, подержите провод.
И протянул провод тому, кто стоял ближе — Ивану.
— Но ты же не знаешь Костю, он вечно вперед всех норовит и тут тоже — за провод схватил, он как бухнет и огонь, и Костя…
Неожиданно сын замолчал и заплакал. Пережитое дошло до него только сейчас.
Я не мешал ему. Пусть, легче станет. Потом, кое-как успокоившись, Иван продолжил:
— А монтер кричит — бежите быстрей, "скорую" вызывайте. Мы и побежали. А Костю уже не откачали.
— А монтер?
— А он уехал. Я когда бежал, заметил — он в машину сел и уехал.
Я торопливо оделся и пошел в школу, благо, находилась она через двор.
Там было уже милиционеров — не протолкаться. И в учительской, и в коридоре, и возле кабинета директора. Столько милиции в школе, только не в нашей, а в Омсук- чанской я видел пятнадцать лет назад, когда снежной лавиной накрыло сразу восемь девятиклассников и несчастные, обезумевшие от горя родители пришли убивать директора за то, что во время занятий он отпустил их без присмотра кататься с горы.
Я дождался, пока директор осталась одна, и зашел в кабинет.
Галина Николаевна сидела за столом, обхватив голову руками, и когда на мой голос она подняла лицо, в глазах у нее блеснули слезы.
— Вот, Валентин Михайлович, беда-то какая.
Я давно и достаточно хорошо знал Галину Николаевну. Она стала директором, когда мой сын пошел в первый класс. С тех пор прошло десять лет и так получилось, что заботы школы стали и моими заботами… Я участвовал в их мероприятиях, вел уроки по профессии, в последние трудные годы помогал чем мог — книгами, бумагой… Я видел, какой груз — и мужчина бы сломался — выпал на плечи этой симпатичной худенькой женщине. А тут еще это.