Город Желтой Черепахи
Шрифт:
— Когда я уходил из Ледяного Садика, было хуже, — хрипит он ободряюще.
Я киваю. Отвечать не хватает сил. Да и что отвечать? Такая у Хильмо профессия — то в Ледяном Садике отдыхает, то на Сковородке. Но мне-то из государственных тюрем бегать не доводилось, так что сравнивать этот поход не с чем.
Хильмо — моя гордость. Я, можно сказать, вылепил его своими руками, хотя, надо признать, и материал попался хороший. Из Красавчика Сисо, например, так ничего и не вышло. Спился и едва не завалил дело с Прохвостом. А какие подавал надежды! И внешность героя-любовника, и манера изъясняться не хуже, чем у ректора университета…
Когда Шварц —
Я помог им выбраться из Скворечника и задействовал Красавчика против Бильбино-Кошелька, а о Хильмо — тогда он не был еще ни Дохлым Псом, ни Скверным Мальчиком — забыл. Время было тяжелое — Рыбак чуть не обошел Шварца на выборах.
Я забыл о нем, и очень может статься, и не вспомнил бы — что мне какой-то драчун Хильмо, — не заявись он ко мне однажды собственной персоной, чтобы выразить благодарность и предложить свои услуги. И тогда я заинтересовался им всерьез. Если бы он вышел на Шварца — а это было значительно проще, — отдыхать бы ему до конца своих дней — кстати, в этом случае отнюдь не долгих — на Сковородке. Но он вышел на меня. То есть выглядел малец дуб дубом, по крайней мере старался таким казаться, а на деле-то был востер.
Мы неоднократно пускали его в игру, и он ни разу нас не подвел. Разве что с архивами Дюмо Конглуэ, но это в конце концов мелочь. Парень работал превосходно — дерзко, с фантазией, хватку имел бульдожью, и главное — везунчик. Может, потому я и выбрал его своим спутником — удача мне теперь нужна как никогда. Если вдуматься, то и не только мне, а всей Планете.
Эрнест Александеро
Заохала и запричитала ночная птица, где-то в отдалении, то ли отправляясь на охоту, то ли отходя ко сну, громко вздохнул туджан. Мелкий дождик усилился, и его монотонный шум поглотил все остальные звуки. Поудобнее перехватив карабин, я продолжал обход тента, под которым спали участники нашей экспедиции. Сегодня нам с ночлегом повезло — тент установлен на вершине невысокого холма, а холм в здешних болотах такая же редкость, как оазис в пустыне.
Мои товарищи спят вповалку — в пропотевших комбинезонах, в тяжелых штормовках, впитавших в себя душную влагу болот и специфический запах тины. Изредка они ворочаются, вскрикивают и постанывают. Даже Валентин сегодня спит беспокойно, хотя он-то привык к кочевой жизни и переходы в двадцать-тридцать километров в день для него дело обычное. После исчезновения Пахито ему придется взять на себя роль проводника и показать, чему он успел научиться за годы скитаний по лесам. Правда, здесь не обычный лес…
Валентина я знаю со школьной скамьи, однако после того, как он окончательно бросил малевать пейзажи и рекламные вывески и ушел со своим дядюшкой на поиски Мертвых городов, видеть его мне доводилось нечасто. Внезапно появляясь, он обычно учинял несколько грандиозных скандалов в лучших кабаках города, а потом, поистратившись, перебирался к «Робину» и, обзаведясь какой-нибудь сомнительной подружкой, ложился на дно до полного оскудения кошелька.
Он любил прихвастнуть своей удачливостью и слыл докой по части
Под ногами у меня зашуршало, и я торопливо шагнул в сторону — здешние болота кишат змеями. Раньше я был уверен, что эти твари предпочитают сухие места, но здесь их и в воде сколько угодно. Батиста Викаура, тот самый «чудак», который взял на себя расходы, связанные с организацией нашей экспедиции, относит местные виды змей к неядовитым, но он же и предложил первым делом выжечь на месте стоянки всю траву, хотя устал не меньше нашего, а в такой сырости даже обыкновенный костер развести — задача не из легких. Десто Рейнброд, боящийся змей больше, чем насмешек, не поленился обнести брезент веревкой, собрав у нас все имеющиеся запасы, — он слышал, что такое препятствие им не одолеть. Сомневаюсь в действенности этой меры. Десто, впрочем, и сам не был уверен на все сто, иначе он не залез бы на середину брезентовой подстилки, предоставив другим ютиться по краю.
На такое скопище змей мы впервые наткнулись сегодня во второй половине дня, и это произвело на моих товарищей столь сильное впечатление, что они почти не обратили внимания на исчезновение Пахито: сбежал проводник — скверно, конечно, но ничего страшного. Тем более что рюкзак с приборами он не утащил, а до Станции, по нашим расчетам, осталось два-три дня пути. Только Валентин расстроился — как-никак Пахито мы наняли по его рекомендации.
Меня, однако, бегство проводника встревожило не на шутку. Ему были нужны деньги, и все же он ушел, не потребовав плату за услуги. Большая часть пути пройдена, и поворачивать назад бессмысленно — на наш взгляд, по крайней мере, — а он сбежал. Исчез во время привала, когда всех нас сморила дрема. Но что толкнуло его на это? Уж не разговор ли о Станции? Кажется, со дня выступления мы впервые так много о ней говорили…
Пробираясь от одного безлистного, сгнившего на корню дерева к другому, завершаю обход. Хочется спать, но в голову лезут мысли о Пахито. Я нахожу незанятый участок брезента и присаживаюсь, сжав карабин коленями. Душно. Влажный комбинезон липнет к спине. Ноги гудят. Все мы к концу дня устаем до судорог, но ведь Пахито не из тех, кто боится набить мозоль, — все-таки один из лучших проводников, по аттестации Валентина. Да и трудности пути — это только для нас, городских, трудности, а для него… Почему же тогда он сбежал?..
Батиста Викаура
— А вас, уважаемый Викаура, я попрошу идти замыкающим, — обратился ко мне Валентин, когда с завтраком было покончено.
Врут, что первому трудно шагать, — Его следом идущий страхует. Замыкающим быть тяжелей — За спиной его нету друзей, Больше всех он в дороге рискует.— Охотно, — согласился я, и мы обменялись понимающими взглядами.
Мы с ним вообще прекрасно понимали друг друга — рыбак рыбака… Остальные — физики. То есть то, что физики, это как раз не важно, я и сам бывший врач, бывший летчик, бывший… Вот именно, что бывший, а они — настоящие, и главное — горожане.