Город. Сборник рассказов и повестей
Шрифт:
Экран, куда проецировались персонажи, представлял собой триумф электротехники. У него были блоки памяти, многие ряды акустических трубок, селекторы цвета, телепатические антенны и прочие достижения прогресса, но все же основная работа ложилась на аудиторию. Материал для спектакля поставлял разум зрителей – они придумывали персонажей, управляли ими, сочиняли для них реплики. Весь реквизит и декорации также являлись плодами коллективной фантазии.
Поначалу Спектакль был довольно сумбурным, а персонажи сырыми во всех смыслах: их действиям недоставало логики, а им самим – нередко рук и ног. Реквизит и декорации
Однако время шло, и Спектакль совершенствовался. Персонажи мало-помалу приобрели законченную форму, обзавелись характером и полным набором конечностей, стали иметь вид настоящих живых существ. Декорации уже выглядели как результат совместного творчества, призванный создать задуманную атмосферу, а не как судорожные попытки девяти участников по отдельности заткнуть белые пятна на экране.
Само развитие сюжета сделалось плавным и непрерывным – но при этом никто из девятерых никогда не знал точно, как все сложится дальше.
В этом заключалась прелесть Спектакля. Каждый персонаж мог в любой момент изменить ситуацию по своему усмотрению, и остальные должны были реагировать, менять поведение и выдавать соответствующие реплики.
В какой-то мере это превратилось в столкновение характеров – каждый участник искал выгоду для своего персонажа и старался защитить его от опасностей. По сути, Спектакль стал бесконечной шахматной партией, в которой каждый играл против восьмерых противников.
И конечно, никто не знал, где чей персонаж. К шахматной партии добавилась оживленная игра в угадайку, постоянные остроты и шуточки – и все это шло группе на пользу: отвлекало от ежедневных забот и печалей.
Каждый вечер после ужина девять человек собирались в театре, вспыхивал экран, и на нем оживали девять персонажей: Беззащитная Сиротка, Усатый Злодей, Правильный Юноша, Красивая Стерва, Инопланетный Монстр и все остальные.
Девять человек – мужчин и женщин. И столько же действующих лиц.
Но теперь осталось только восемь, потому что Генри Гриффит умер. Умер прямо за лабораторным столом, с блокнотом под рукой. Спектакль лишится одного персонажа – того, что принадлежал покойному. И Лодж гадал, какого именно.
Явно не Беззащитной Сиротки, это совсем не в духе Генри. Он, скорее, мог выдумать Правильного Юношу, Нищего Философа или Провинциального Хлыща.
«Стоп, – остановил себя Лодж. – Только не Провинциального Хлыща. Провинциальный Хлыщ – это я».
Он снова задумался о том, кто за кем стоит. Красивая Стерва – наверняка Сью Лоуренс. Чопорная и практичная Сью, настолько далекая от этого образа, насколько можно представить. Как-то Лодж подразнил Сью, высказав ей свои предположения, и она несколько дней с ним почти не разговаривала.
Форестер настаивает, что Спектакль нужно продолжать. Возможно, он прав. Они приспособятся. Бог свидетель, эти люди ведут Спектакль каждый вечер на протяжении многих месяцев, они могут приспособиться к чему угодно.
Спектакль ведь действительно сумасбродный. У него нет и не может быть финала. Даже логичного финала одного эпизода – эпизоды просто не успевают достичь логического завершения. Едва в сюжете намечается явное направление,
Он встал из-за стола и подошел к большому панорамному окну. Снаружи простирался унылый безлюдный пейзаж астероида. Внизу были куполообразные крыши исследовательского центра, а дальше – черная каменная пустошь до самого горизонта. С северной его стороны над щербатыми скалами виднелась искра – занимался рассвет. Скоро взойдет крошечное местное солнце размером не больше наручных часов и прольет скудные лучи на крошечный камень, затерянный в космосе. Лодж смотрел, как разрастается искра, и думал о Земле, где рассвет означал утро, а закат – вечер. Дни и ночи на астероиде были такие короткие, что ориентироваться на них не имело смысла. Поэтому утро и вечер у работающих здесь людей наступали в установленный час вне зависимости от положения солнца. Нередко все ложились спать, когда светило было в зените.
«На Земле все могло бы складываться иначе, – думал Лодж. – У нас была бы возможность нормального человеческого общения. Мы бы не проводили столько времени наедине с собственными мрачными мыслями. Мы бы обтерли свой комплекс вины о шкуры других людей».
Однако нормальное человеческое общение неизбежно повлекло бы за собой слухи и риск огласки, а в таком деле огласка недопустима.
«Если живущие на Земле узнают, чем мы тут занимаемся… – Лодж немедленно поправил себя: – Вернее, чем мы тут пытаемся заниматься… поднимется такой шум, что проект могут попросту свернуть. Даже здесь, – размышлял он, – даже здесь у людей есть на этот счет страхи и сомнения. Человек должен ходить на двух ногах, иметь две руки, два глаза, два уха, один нос, один рот и волосы на положенных им местах. Он должен ходить – не прыгать, не ползать на четвереньках, не пресмыкаться, как рептилия. Они называют это извращением человеческой формы, надругательством над человеческим достоинством, шагом туда, куда Человек со всей свойственной ему наглостью никогда не должен ступать».
В дверь постучали. Лодж отвернулся от окна и крикнул:
– Войдите!
На пороге возникла доктор Сьюзен Лоуренс – коренастая флегматичная женщина с некрасивым угловатым лицом, на котором всегда читалось упрямство и целеустремленность. Она не сразу различила Лоджа в полумраке и застыла в дверях, вертя головой.
– Я здесь, Сью.
Сьюзен закрыла дверь, подошла к Лоджу и тоже стала смотреть в окно.
– С ним было все в полном порядке, Байярд, – произнесла она после долгого молчания. – Никаких патологий. И я не могу понять…
Она снова умолкла. Додж почти ощущал мрачную рациональность ее мыслей.
– Всегда тяжело, когда пациент умирает от болезни или травмы. С этим проще смириться, если была возможность как следует побороться за его жизнь. Но тут другой случай. Генри просто взял и умер. Он был мертв еще до того, как упал на стол.
– Вы его осмотрели?
– Через все анализаторы прогнала. Результатов три пленки. Потом еще изучу более тщательно. Но могу поклясться, ничего там нет. – Сью положила ладонь Лоджу на плечо и сжала пухлые пальцы. – Он не хотел жить. Боялся жить. Он считал, что близок к какому-то открытию, и оно его пугало.