Город
Шрифт:
Я взглянул на Клааса. Он вроде не шутил.
– И их не искали. Потому что взрослым в такие места ходить неприлично. Я верно уловил?
– В таких местах их искали сами дети, – пожал плечами Клаас.
– Эффективно! – не удержался я.
– Я понимаю, как это все звучит. Но это действительно так.
Все это звучало нелепо, но я вспомнил про Мика.
– Среди пропавших в недавнее время не было никого, по имени Мик?
Клаас мгновенье подумал, – Нет. Из тех, о ком писали в газетах – точно нет. А что?
– Пока ничего. Так, странность небольшая…
Клаас посмотрел
– Ладно, – сказал я, – Когда началась эта волна исчезновений?
Клаас пожал плечами, – По-разному можно считать. Я бы считал от исчезновения Эженки Новик, три года назад.
– Нужно составить список всех пропавших с этого времени.
– Уже сделан. У меня дома лежит. – Клаас затушил сигарету, – Пойдем?
– Пошли, – согласился я.
На прощанье мы помахали Тиму, возвышавшемуся за барной стойкой с книгой в толстом кожаном переплете. На носу его сверкали круглые очки, прятавшие глаза за блеском и придававшие Тиму немного зловещий вид.
Клаас, оказалось, жил в соседнем подъезде. Он вынес мне распухшую пачку газет, туго перевязанных бечевкой, и список.
Я пошел домой. Сумерки уже были на исходе, людей на улицах немного, а над острыми коньками крыш ярко светили звезды. Луна – идеально круглая и желтая – низко висела прямо над моим домом. Потом на луне мелькнул чей-то силуэт и я сообразил, что это чердачное окно.
А настоящей луны видно не было.
Дома я сложил всю свою добычу на столик в прихожей и сразу же лег спать. Из-за стены монотонно и тихо, на грани слышимости, жужжало радио соседа.
В ту ночь мне снился порт Гамбурга: звезды, яркий свет из приотворенных дверей забегаловок, звуки гитар и хриплых голосов. Затем мелькнуло лицо девушки, которую я когда-то знал – она улыбалась, но из глаз текли слезы, а вокруг вроде бы били стекло.
Проснулся я раньше обычного. Снова шептал за окном легкий дождик, но было солнечно. И-за стены все так же жужжало радио – спит он вообще когда-нибудь?
А на кухне, сидя на подоконнике и болтая ногами, меня ждал Мик. Кофе он уже сам сварил.
Он бледный, как новый холодильник, и, пожалуй, красивый – только слишком явная ассиметрия лица его немного портит. Одет Мик в старинный костюм из темного бархата, серые чулки и туфли со смешными щегольскими бантами. В руках у него белая фарфоровая кружка с синим рисунком – у меня такой нет.
«Точно такой, как я думал», – проносится мысль, а потом я немного пугаюсь, потому что вовсе не думал о том, как Мик выглядит. Но откуда-то это мгновенное узнавание все же появилось.
– Привет, – говорит Мик и спрыгивает с подоконника. Из мокрых волос падают на пол два маленьких красных листочка.
– Привет, – говорю, – Мне кофе не найдется?
Вот так я и познакомился с Маленьким Миком.
Глава третья
Маленький Мик и Девочка в картине
Это было давно. Мик точно не знал, год, или месяц назад – но давно, это точно. Позже я высчитал, что все это должно было
Сверкало огромное солнце, висевшее так низко, что заслоняло башни города и далекие горные вершины. Стрекотали под этим солнцем счастливые кузнечики и шумели люди, столпившиеся у арки подземного туннеля. Здесь были цыганки в ярких оборванных платьях и с босыми смуглыми ногами, сверкающие поддельным золотом испанцы из пригородов, потрепанные русские с кожей, похожей на сердцевину дерева, улыбающиеся индейцы, ни единого слова которых никто не понимал.
И был Мик.
Он сидел на склоне холма, в котором и был прорыт подземный туннель, и завтракал булкой и миндальным молоком. Рядом была табличка с надписью «Usted no puede sentarse en la hierba», но Мик не понимал по-испански. А поскольку он повесил на табличку мешок со своими вещами, никто не мог ее прочитать.
Булка кончилась. Мик посидел немного, глядя на круговорот людей внизу: одни заходили в туннель и пропадали, другие выходили, и из города подходили все новые и новые.
Сунув бутылку из-под молока в карман джинс, он спустился вниз по склону.
В туннеле была ярмарка. Разноязыкие голоса тысячами эх отдавались под бетонными сводами, было сыро и даже немного сумрачно – но с прилавков сверкали яркие и загадочные вещицы. Чего здесь только не было! Книги в мягких обложках, на неизвестных языках, браслеты, серьги и кольца из бисера, серебра, перьев, камней, фальшивого золота и дерева, всякие ржавые штуки, бывшие, наверное, деталями от других штук (к ним с видом знатоков приценивались старики в темных очках), пластинки, сладости, старинные фотографии давно пропавших людей, монетки далеких стран, связки ключей, индейские трещотки и дудочки…
Мик бродил туда-сюда, невидимый в толчее (он был слишком мал ростом) и подпрыгивал у прилавков, чтобы разглядеть товар.
И вот он увидел ее. Девочка с нежной зеленоватой кожей и скромно опущенными глазами, в старинной медной раме.
За прилавком сидел бритый индеец в мятой рубашке.
Мик кое-как протиснулся к нему и молча показал на картину.
Индеец засмеялся и сказал что-то.
Мик покачал головой, и тогда продавец показал на пальцах – семь.
Мик кивнул и укрылся в толпе. Девочку нельзя было покупать, это бы все испортило. Есть такие вещи, которые, если их купишь, портятся. Становятся ненастоящие. Их надо находить, красть или получать в подарок, обменивать, на худой конец.
Так что Мик выбрался из туннеля и, усевшись на газон, принялся перебирать свое имущество. Из потрепанного зеленого мешка на свет Божий явились: три булавки, иголка с ниткой, рыболовная леска, маленький черный фонарик (без батарейки), серебряная губная гармошка, браслет с затертыми зелеными бусинками, на которых были белые затертые иероглифы, камешек необычного цвета, перочинный нож, схема метро Риги (с рекламой прачечной на другой стороне) и запасные носки.
Мик перевернул мешок и потряс. На траву высыпались два осенних листка и крошки, всё.