Города в полете
Шрифт:
Но все же оставалась еще одна часть Гранд Турне, которую ему необходимо завершить, оставалось только одно направление, которое Гельмут должен был исследовать.
Прямо внизу.
Внизу, у самого льда. Внизу, в Девятом Круге, где все останавливается и никогда не начинается.
По одной из огромных опор Моста вниз вела линия рельс, на которые Гельмут мог переключить «жука» в близко расположенном секторе 94. У него ушло лишь несколько мгновений, чтобы заставить маленькую машины ползти носом вниз, по направлению к поверхности.
Показания приборов на призрачном пульте сразу же сообщили ему, что скорость
Временное затишье убаюкивало. «Жук» карабкался вниз, подобно ныряльщику, который уже преодолел предел безопасности, но слишком уж увлечен экстазом глубины, чтобы беспокоиться об этом. На пятнадцати милях, в свете прожекторов промелькнуло что-то белое и исчезло. Затем еще, потом еще три. И вдруг, неожиданно, сразу целый поток.
С запозданием, Гельмут остановил «жука» и начал всматриваться вперед, но белые создания уже исчезли. Нет, вон еще несколько их, медленно дрейфующих в свете прожекторов. И когда ветер на мгновение стих, они, казалось, застыли, медленно пульсируя…
Гельмут услышал, изданный собой возглас удивления. Однажды, фантазируя, он подумал о Юпитерианской медузе. Именно на это были похожи те создания, которых он увидел — на медуз, но не морских, а воздушных. Они были прозрачными, и различались по своим размерам от сжатого кулака до футбольного мяча. И они были прекрасны — хотя и выглядели невозможно хрупкими для этой яростной планеты.
Гельмут протянул руку, чтобы увеличить мощность прожекторов, но как только его пальцы нащупали рукоятку, неожиданно вновь поднялся ветер и создания исчезли. Вместо этого, в усиленном свете прожекторов Гельмут разглядел, что невдалеке от него, внизу, из опоры выступала большая платформа, по одну сторону рельс. Она была замкнута и покрыта крышей, но материал ее был прозрачным. И внутри ее виднелось какое-то движение.
Он не имел ни малейшего представления, что это за строение. Совершенно очевидно, что оно построено недавно. Хотя до сих пор он ни разу не спускался в этот сектор под перекрытием, он знал планы строительства достаточно хорошо, чтобы помнить — в них не была никаких указаний на подобный приросток.
На какое-то дикое мгновение ему подумалось, что на Юпитере уже работают люди. Но когда он подвел «жука» к верху платформы, он понял, что передвигающимся созданием внутри — конечно же был робот. Бесформенное создание, со многими щупальцами, примерно вдвое больше человека. Он деловито колдовал над колбами и пробирками, которых вокруг него на полках стояли, казалось, тысячи. Все это строение в целом походило на беспорядок того, что Гельмут принял за химическую лабораторию, и отдельно, в стороне, стоял предмет, который скорее всего был ничем иным, как микроскопом.
Робот взглянул на него и что-то прожестикулировал двумя или тремя щупальцами. Сперва
Конечно, не представлялось никакой возможности ему переговорить с роботом, ни самому роботу — с ним. Правда, если бы он захотел, то мог бы поговорить с человеком, управлявшим им. Но он знал обязанности каждого мужчины и каждой женщины на Юпитере-5, и управлением этой штукой не входило в обязанности никого из них. Но на пульте для управления этой штукой даже не существовало соответствующего отделения…
И тут на его призрачном пульте неожиданно замигала белая лампочка. Должно быть входящий вызов с Европы. Неужели кто-то на этом снежном шаре командовал этим многоруким экспериментатором, используя трансляционную станцию Юпитера-5 для усиления сигналов управления? С любопытством, он воткнул штекер.
— Привет, Мост! Кто у вас там на смене?
— Привет, Европа. Это Боб Гельмут. Так это ваш робот, на которого я смотрю в секторе девяносто четыре?
— Это я, — ответил голос. Было совершенно невозможно отделаться от впечатления, что голос исходил от самого робота. — Док Барф. Как тебе нравиться моя лаборатория?
— Очень любопытно, — ответил Гельмут. — Я даже не знал, что она существует. А что ты тут делаешь?
— Мы соорудили ее только в этом году. Она предназначена для изучения Юпитерианских форм жизни. Ты заметил их?
— Ты имеешь ввиду медузы? Они живые?
— Да, — подтвердил робот. — Мы держим все это пока в шляпе, пока не получим побольше данных. Но мы предполагали, что рано или поздно один из вас, «погонщиков жуков», заметил бы их. Они живые, это-то уж точно. У них коллоидный раствор, — в точности, как у протоплазмы. За одним исключением — как раствор, вместо воды используется жидкий аммиак.
— Но на чем они живут? — спросил Гельмут.
— Ага, вот это вопрос. Совершенно очевидно, на какой-то форме воздушного планктона. Мы нашли переваренные остатки внутри них, но не поймали пока ни одной живой особи. А переваренные фрагменты не много дают нам, чтобы продолжить исследования. И на чем существует сам планктон? Хотел бы я знать.
Гельмут подумал об этом. Жизнь на Юпитере. Не имело значения то, что она было столь простой по своей структуре, и совершенно подвластная ветрам. Все равно, это была жизнь, даже здесь внизу, в мерзлых глубинах ада, куда ни один живой человек никогда не смог бы спуститься. И кто знал, если медуза реяла в воздухе Юпитера, то почему бы в морях Юпитера не могли бы плавать Левиафаны?
— Похоже, на тебя это не произвело большого впечатления, — снова заговорил робот. — Наверное, планктон и медуза не слишком то интересные создания для неспециалиста. Но последствия этого открытия — огромны. Позволь мне заметить, что все это вызовет настоящую бурю среди биологов.
— В это я могу поверить, — ответил Гельмут. — Я всего лишь был ошеломлен. И только. Ведь мы всегда считали Юпитер безжизненным…
— Именно так. Но теперь зато знаем гораздо лучше. Что ж, пора возвращаться к работе. Мы еще с тобой поболтаем.