Городская фэнтези — 2008
Шрифт:
— И по-французски, и по-итальянски. Но я не слышал ответа ни на одном из этих языков. Что вы здесь забыли? Что оставили?
Татьяна уже справилась с первым потрясением и взяла себя в руки.
— Мы путешествуем, — ответила она с достоинством. — Наша яхта бросила якорь в бухте. Мы… ну да, мы дайверы. Это значит, что мы погружаемся в море с аквалангом. Дайвинг, знаете?
Старик смотрел на неё, как на умалишённую.
— Разумеется, знаю. Но я, чёрт возьми, не о том вас спрашиваю. Море большое,
То, что Татьяна перевела как «какого хрена», в оригинале было весьма экспрессивным сленговым выражением, которое редко употребляли англичане и довольно часто — американцы, особенно выходцы из южных штатов. «А старичок-то — полиглот!» — снова удивилась она.
— Маршрут составляю не я, — дипломатично ответила Татьяна. — Нас отвёз сюда наш капитан. Мой муж платит ему деньги, а куда уж нас за эти деньги везти, капитан сам решает.
— Дура ты, — сказал старик со вздохом. Сигара при этом едва не выскочила у него изо рта, но он каким-то невероятным образом изогнул губу и поймал её в полёте. — Твой муж платит капитану деньги, а тот везёт вас в самое проклятое место Красного моря. Хороший, должно быть, у вас капитан.
— А почему этот остров проклят? — Татьяна выдавила из себя улыбку. «Дуру» она решила пропустить мимо ушей. А что ещё делать, когда тебя походя оскорбляет какой-то сомнительный туземец? Настоящая леди просто не замечает такого.
— Потому что так захотели боги, — непонятно ответил старикан. — На самом деле сюда очень редко приплывают корабли. Больше того, мой остров не всегда находится выше уровня моря. Порой он годами спит в морской пучине.
— Ага, — подхватила Татьяна, — и пальмы в пучине растут, хотя и медленно. Без солнышка-то…
— Самое разумное, что вы можете сделать, — сказал старик, проигнорировав её иронию, — это сесть на свой корабль и плыть отсюда куда глаза глядят, пока не поздно. Потому что поздно может наступить очень скоро.
— Мы вам мешаем? — спросила Самойлова с подкупающей прямотой. Точнее, кого-нибудь из её московских друзей эта прямота и подкупила бы. Старик попросту не обратил на неё никакого внимания.
— Нет, — равнодушно отозвался он. — Вы мне помешать не можете. Он снова посмотрел на Татьяну пригибающим к земле взглядом.
— Не успеет день дважды смениться ночью, — сказал он, — один из вас умрёт. И это будет только начало. Поверь, я знаю, о чём говорю. Лучше всего вам сейчас же уплыть прочь.
Татьяна принуждённо рассмеялась.
— Я не думаю, что смогу уплыть без своего мужа. А он намеревается нырять здесь по крайней мере два дня…
— Что ж, — сказал старик. — Значит, такова ваша судьба. Не говори потом, что я тебя не предупреждал…
Он откинулся на скрипнувшую спинку своей качалки
«Сумасшедший, — решила она. — Вот почему Оксанка меня отговаривала к нему подходить — он, верно, и ей тоже какую-нибудь чушь наплёл…»
— Могу я спросить? — вежливо обратилась она к старику, сосредоточенно выдыхавшему сизый дым. — Вы здесь живёте, на острове? Вы суданец?
Старика этот вопрос почему-то очень рассмешил.
— Что такое Судан? Всего лишь имя для холмов, лесов и песка, одно из сотни имён, которые носила эта земля. Нет, я не суданец. Я — повелитель Пунта. Это мой остров.
— Я бы хотела вас сфотографировать, — решилась наконец Татьяна. Беседовать с умалишённым дальше было бесперспективным занятием. — Можно?
— Попробуй, — равнодушно отозвался старик. — Вряд ли у тебя что-то получится, но почему нет?
Самойлова расстегнула чехол и вытащила Nikon. Отошла на пару шагов, чтобы в кадр попал не только старик, но и его качалка, и притулившаяся к пальме хибара.
Сделав серию снимков — в режиме «автосъемка», «портрет» и «пейзаж», — она вывела их на дисплей. Вместо старика на каждой фотографии расплывалось какое-то размытое чёрное пятно.
— Вы знали, что у меня ничего не получится? — спросила она. Старик насмешливо выпятил губу — сигара опять каким-то чудом не вывалилась у него изо рта.
— Это мой остров, леди. Никто лучше меня не знает, что на нём может случиться, а что — нет. Можешь не тратить время зря.
Он вдруг резко отвернулся от Татьяны и уставился на синее зеркало лагуны. Самойлова испытала странное ощущение — будто чья-то рука отпустила невидимую уздечку, которая всё это время была накинута ей на шею.
«Гипнотизёр, — подумала она. — Он меня просто ввёл в транс, и я фотографировала совсем не то, что хотела…»
Нет, неправда — на снимках чётко были видны пальмы, низкая вытянутая лачуга, даже часть кресла-качалки. Та часть, которую не закрывало уродливое тёмное пятно.
Старик произнёс что-то на неизвестном Татьяне языке — полусвистящем, полушипящем. Голос у него был раздражённый.
Гладкое зеркало лагуны разбилось. Метрах в двадцати от берега из воды высунулась чья-то чёрная голова.
Татьяна закричала.
6
— …Прямо в центральную лагуну, — увлечённо рассказывал Олег в камеру. — Длина туннеля — метров семьдесят, я такого в жизни не видел! Подтверди, Макс!
— Подтверждаю, — Кольцов помахал рукой. — Совершенно уникальная штука. Выглядит так, будто кто-то его отполировал изнутри.
— Я думаю, течение, — перебил его Самойлов. — Хотя, конечно, версия о базе фашистских подводных лодок мне нравится больше…