Городская фэнтези 2010
Шрифт:
Фонарь переключил ящик на первый канал — почти сразу пошли чарующие заклинательные титры, психомузыка и знаки погружения в транс. Некоторые с этого балдеют, нарочно смотрят президента вместо выпивки; нам же такие заморочки безвредны. После нагрузки появился Сам — немигающие глаза, медленный глухой голос… если ты попался на музыку, загрузился, «поплыл» — слышится нечто мудрое, возвышенное, а если проскочил вводный транс, слышишь: «Анн гианн кэа… Каинн маа-ланн…» Дешевый трюк гипнотизеров, но усилители передающих станций и охват по всей стране раздувают его
«Где же ты был со своим дождем, сволочь, когда они горели?.. — думал я, стараясь не моргать — глаза в глаза с этим, на экране. — «Гасить огонь — мое призвание», да? Только гасить ты и можешь! Морочь дураков, а меня не погасить, ты понял?»
Нет, без толку. Его взглядом не возьмешь — у него семь степеней защиты и столичный головной ИПИ в помощниках. Ему пять раз на дню подзаряжают ауру, чтоб не потухла. Можно только проверить себя — как ты, крепок ли против профессионалов из столицы? Многие наши в регионах балуются этим на манер гимнастики.
Фонарь сосредоточен; замер, сузив застывшие глаза. Он хочет туда, к кормилу власти. Все хотят туда. Как пить дать, он уверен, что не будет лишним в аварийной группе элитарных некромантов, которые, случись чего, сделают тело президента шевелящимся и говорящим, чтобы тело дотянуло до ближайших выборов. А может, и возьмут его, чем черт не шутит… Он умеет бояться старших и сильных; это главное достоинство мелкой сошки.
Интересно, как его зовет Жасмин? Фонарик? Фонарик, посвети-ка сюда…
— Крут! — однозначно тряхнул головой Фонарь, когда президент сгинул с экрана и пошли знаки выхода из транса. — Но можно было и пострашней сценарий написать…
— Что они в страхе понимают? — фыркнул я. — Ни намеков, ничего… Даже я бы написал сценарий лучше, а уж Жасмин…
— Он ничего не просил передать? — Как бы невзначай Фонарь осмелился проникнуть в мою скрытность.
— Нет. — Я зевнул. — Я по уши набрался — музей, потом господин Дождь… Пора баиньки.
— Таблетку? — спросил он, как знаток знатока; с таблетками сны ярче. Я покачал головой:
— Это для простых ребят. Учитель говорит, сон должен быть естественным…
Поревнуй, Фонарь! Ты, с дипломом и лицензией, ходишь у него в пособниках, а я — зову Учителем!..
— Ну, Угольщик, приятных сновидений! — с кислинкой улыбнулся он. — Как говорится, закрывайте глазки и смотрите сказки.
Люди и призраки
Люди и призраки живут в разных мирах. Иногда эти миры соприкасаются, и открывается проход. Глупо думать, что призракам легко посещать нас — для этого призрак должен быть сильным или очень целеустремленным. Людям тоже непросто уйти в запредел по своей воле: можно преодолеть грань между мирами силой — если ты большой колдун, можно перекликаться с призраками, не переходя ее, — если ты медиум, а можно использовать промежуточную зону сна — но беда в том, что не мы повелеваем сном. Сон овладевает нами и влечет нас, как ветер — опавший лист. Лишь колдун может подчинить себе силу сна и управлять ею. Вереск
Располагался я ко сну — как к вооруженной акции готовился. Надо правильно лечь, сосредоточиться, выждать, пока все вокруг стихнет. Фонарь некоторое время шастал по дому, но наконец и он угомонился. Четко представив себе вход, я начал одними губами говорить заклинание; важно произнести его с точностью до звука, иначе тебя выкинет неизвестно куда.
Меня предупреждали, что будет неприятно, но не сказали — насколько. Я загремел, как человек, упавший в шахту лифта, — жутко, темно и тесно, и непреодолимая сила тянет вниз. Меня швыряло по бесплотным коридорам — то будто трубам, то будто штрекам, — пока я не влетел в ливень и не растянулся на мостовой в кипящей от дождя луже.
Неужели — президент?! Или просто я ждал от него подлости — и встретился с ожидаемым?
Темно, темно. По заклинанию правды я попал в тусклый, но день — теперь была глухая, штормовая ночь. Ветер хлестал густым дождем, раскачивал деревья и трепал тенты летних кафе; фонари гремели на столбах в порывах ветра, вывески раскачивались и искрили замыканиями. Встав на ноги, я едва успел отпрыгнуть от несущегося без огней автомобиля. Черт! Какой сегодня мерзкий сон в этом городе!..
Чувствуя, что быстро промокаю, захлебываясь от хлещущих по лицу струй, я метнулся к ближайшему дому — укрыться под навесом. В ярко освещенном окне был виден чей-то ужас — школьный класс, за партами — серые ученики-тени; мальчик, боязливо озираясь, пытается пристроить на доске учебный плакат, а тот выскальзывает из рук, и чудовищный учитель медленно разевает беззубый рот: «Что ты возишься? сядь на место! сядь на место!»
Хм… не мой ли кошмар? Нет, до души не достает. Мне не страшно — только жалко мальчугана.
Пока я размышлял, глядя в окно, дождь утих, и в улицу, клубясь, стал вливаться плотный туман — как ядовитый дым химической атаки. Значит, все-таки президент. Услышал по обратной связи оскорбление от колдуна — и испортил всем здесь сны.
А, пусть его злится. Главное, чтобы туман и дождь не разладили сон до полного сумбура, в котором не разберешься.
Миновав сгоревшую полицейскую машину со следами пуль и выбитыми стеклами, я рысцой побежал сквозь туман к Молодежному центру; мысли многих вертятся вокруг этого здания — значит, и во сне они должны туда стремиться. Глухой ритм музыки и потусторонние цветные вспышки дискотеки были различимы издалека — вот он, центр.
Никаких билетов, никаких вышибал на входе — это же сон, где можно и дозволено все. На открытой террасе — неторопливая, как в замедленном кино, драка; кто-то сидит, свесив Ноги из окна второго этажа, и плачет. Какой-то парень прислонился плечом к столбу въездных ворот; сигарета во рту потухла и размокла от дождя.
— Привет! Ты знаешь Гитту, Гитту из «Граций»?
— Гитту?.. — бормочет он, не отводя глаз от здания. — А, знаю. Рыжая такая.
— Она здесь?