Городские сказки
Шрифт:
… Они вместе идут среди белых, искрящихся снежинок. Она смотрит в его лицо и нежно говорит « Не спеши. У нас впереди вечность»… « Вечность» кивает головой он и улыбается ей…
Психушка
Ветер гнул камыши к самой воде. Камышам не хотелось окунаться в ледяную воду Миусского лимана, и они сопротивлялись, как могли. Но ветер был сильней и снова давал почувствовать свою волю. И тогда камыши шелестели. В их шелесте слышалась обида
Сергей Юрьевич Поляков сидел и курил, глядя в окно своего кабинета на лиман. В белой чашке, с видами Петербурга, давно остыл чай. Рыжая, сытая кошка дрыхла под засохшим фикусом, морща во сне нос от едкого табачного дыма бесчисленных сигарет. В кармане белого халата пискнул разрядившийся телефон. Незажженный свет и табачный дым создавали картину истинного мира. Мира последней предсмертной тоски. Мира такого, какой он есть на самом деле. Хотелось достать из сейфа, подаренную месяц назад, бутылку коньяка, выжрать её и загнать себе в вену пару кубов воздуха. Что бы взорвавшиеся сосуды мозга выпустили на волю душу из плена тела. Нда, суицидальные наклонности. Надо бы к психиатру. К Сергею Юрьевичу Полякову. Он рассмеялся, представив – как сам себя обследует и назначает аминазин. Но смех быстро утонул в вязком тумане тоски, ставшей хозяйкой его кабинета.
На столе лежали документы по финансированию больницы. Совсем не хотелось ими заниматься. Это продолжалось из года в год. Сытые наглые рыла чиновников, вкрадчивые голоса – « Ну Вы же понимаете… Финансирование недостаточно. Надо как то изыскивать резервы» Им было абсолютно плевать на рушащиеся стены и на то, что булку хлеба приходилось делить на двадцать больных. Только церковь и спасала. Батюшка привозил продукты и одежду, что жертвовали сердобольные прихожане. За счет этого и жили. Неопасных тихих психов спихнули родственникам, кто – то умер от « весёлой» больничной жизни. Но прибывали новые. И надо было как – то размещать и кормить поступивших больных людей.
Он был врачом по призванию. Из семьи потомственных интеллигентов, с вывернутыми по нынешним временам, понятиями о чести и совести. Поляков скорее бы разбил свою рано поседевшую голову о бетонную стену, чем взял бы деньги от
В кабинет, распространяя волны перегара от паршивого самогона, ввалился санитар Палыч. Невысокий плотный мужичок, с улыбкой, от которой психи вжимались в стены и начали подвывать от ужаса. По больнице ходили слухи, что когда бешеная собака увидела Палыча, она взвизгнула и бросилась прочь. Всё может быть. Глядя в мутный омут глаз санитара. Поляков верил этим рассказам. Рядом с этим человеком становилось как то не по себе. Он, с огромным удовольствием, уволил бы этого алкаша, но кто пойдет работать за жалкие гроши в больницу, в которой уже и украсть было нечего. Палыч вытащил из кармана пачку вонючей « Примы», закурил и прохрипел сквозь кашель –
–– Слышь, Юрьич, там это… « комиссар» из семнадцатой к тебе просится. Я его приложил слегка, он юшку утер и по новой. Может его на «сульфу» посадить? Или просто отхренячить со всей пролетарской ненавистью? Он уже двое суток от жратвы отказывается. Сдохнет, гад – тебе ж отписываться. Как, почему… Ну, на « вязку» его али побеседуешь с другом Будённого?
Палыч заржал, скаля коричневые от никотина кривые зубы. Полякова, брезгливо передёрнуло. Он холодно сказал « Постарайтесь не бить больных! Это, в конце концов – не по человечески! А с Чеботарёвым я побеседую. Свободны». Санитар вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. В коридоре был слышен грязный зоновский мат. « Тоже мне нашёл человека!» прорывалось сквозь отвратительную симфонию мата. Сергей сжал в кулак побелевшие от ненависти пальцы. С каким удовольствием он бы утопил этого скота в лимане! Хоть миусские раки получили бы пользу от этой никчёмной жизни.
Конец ознакомительного фрагмента.