ГородВороН. Часть II дилогии
Шрифт:
Как вообще могла зародиться, а затем проистекать трудовая деятельность человека, не умеющего держать в руках ничего, кроме гитары (ну, да, может, девушек)? Не Демиан, а сплошной «Материальный ущерб» – чем, говорит, не название для группы? И ради чего ходить на работу? Ради детской надежды быть за это укутанным перед сном заботливым одеялом – когда ненароком достанет ветрило.
Что-то он напутал, объясняя, где находится его работа. Искать пришлось долго. Найдя наконец магазин, не нашла работающего в нём. Он где-то шлялся,
– Чё за дела, а где усы?
Демиан весомо и даже назидательно, совсем как научный сотрудник или священник, с высоты своего немаленького роста:
– Надо думать, сейчас уже у входа в Северный Ледовитый океан.
– ?
– Ну, я же брился над раковиной…
«А-а. Это значит… труба, река… Ну да…»
Потом ещё покалякали о том о сём, потом помчалась дальше сломя голову, опаздывая везде и комкая всё, что еще намечалось для выполнения заведомо невыполнимого в тот последний день. Вечером звонок: «Знаешь, где кассета?» Дьявол! Так и осталась у него на столе!
Он притопал сам чуть ни ночью, и даже хорошо, что так. Потому что редкостно душевно мы посидели напоследок. Хоть и без гитары – просто разговаривали. На полу, привалившись спинами к дивану, и даже не потому, что в результате сборов он был непроходимо завален горами непонятно откуда взявшегося тряпья. С музыкантами, так получается, лучше всего сидеть на полу. Сели – немножко, как в машину такую, с открытым верхом. Можно головой вертеть в разные стороны, курить…
– У меня сейчас… Ну, чума просто. Знаешь, как я люблю Ирку!
Я порадовалась за него, как и всякий раз прежде.
Едем, по сторонам разные картинки – из пионерского лагеря, студенческой общаги… Счастье, смерть успели обсудить – всё равно я уже ничего не успевала, значит, и не надо было. Под его любимую Мелани больше рассуждал он, а я слушала, забывая отхлебывать.
Раньше он думал, что умирать не страшно: засыпаешь, и снятся сны про то, как ты живёшь и ходишь везде. Но на всякий случай решил спросить у мамы – так ли? А она говорит: “Нет, сынок, не так. Сны не снятся. И нигде не ходишь”. Тут-то Дем и призадумался: получается тогда – дрянь порядочная, эта смерть, просто последняя дрянь. А про счастье? Про него вообще классно, но – тайно.
Отъезд мой, несмотря на то, что подлым образом оставляю его, лучшего друга всех времен народов, постановил считать правильным. «Да я и сам скоро рвану…»
Рябиновая на коньяке делает людей развязнее, смелее, и я спросила у друга, как ОН понимает действие электричества. Тоже хотел схалтурить:
– Один раз стоит разобраться и все.
– Ну так я и хочу. Представь: вот ты здесь сидишь, а девушка – там, за тридевять земель…
– Девушка? Так это совсем другое.
Хватит! Я приперла его к стене:
– Ты ведь вуз под названием э л е к т р о т е х н и ч е с к и й когда-то окончил!
–
«Да.
Вода
падает с горы.
Она падает.
И если
во время падения воды
на её пути
поместить какое-то препятствие,
она его уничтожит.
А если делать это постоянно,
она всегда будет —
уничтожать его.
И вот так вода,
падая с горы,
уничтожает препятствие
за препятствием,
за препятствием,
за препятствием…
Так появилась первая гидроэлектростанция”.
– Но я не ручаюсь за точность ответа – я ведь живой человек, – честно прибавил Дем.
Мне же показалось, что ответ достоин вопроса.
Телефонный звонок. Всегдашний, вечерний.
– Да! – прямо-таки рявкнула я с досадой, оттого, что пришлось перекрикивать НАШУ с Дёмычем музыку. Она гремела вовсю. И это была уже не Мелани.
Молчание. Потерянность. Еле слышное: “Я перезвоню”. Сбил, видно, его с толку старый греховодник Заппа, рокочущий о своем, великобританском. Сказать, не сказать Демиану? А что бы я ему сказала? «Тут такое дело, понимаешь, Дём – голос у меня завёлся…» Друзей и знакомых у моего друга столько! Если каждый будет про голоса рассказывать…
«Мне ведь ещё собираться», – только я и сказала. И Дёмыч на прощание предупредил: “Я за друга – жизнь отдам. Ты же знаешь”.
Только закрылась дверь – опять телефон. Эта его особенная тишина интонаций после только что отбушевавшей рок-стихии изумила, как никогда. И впервые в ней послышалось что-то… не совсем утешное.
– Ты, вообще-то, когда-нибудь впадаешь в ярость? – вдруг нашло, – Не бывает с тобой?!
Он молчал несколько секунд, потом вроде собрался… непривычно неразборчиво жуя слова, пожевал, да так и не сказал ничего. Затих.
– А вот со мной бывает! – не нашло, а прям наехало.
И… ничего. Вместо испуга, избитый рефрен:
– Ну когда ты приедешь?
Заклинило! А вот он приехать не мог! Сначала даже рвался, особенно, когда узнал, что мне по делам надо будет съездить на Алтай. Алтай был его мечтой ещё в детстве. Но… видно, не настолько. Может, он боялся чего-то?
…А кто не боится? Подталкивание себя к этому билету – тянулось бы ещё и теперь… Если бы не один безжалостный вопрос: «Купила?» Изо дня в день: «Ну что, купила билет?» – его вопрос.
Как будто, стоило мне завладеть этим бумажным билетом, тут-то бы все и спаслись. Центральные кассы находились практически через дорогу от моей работы. Как нарочно. Но я не спешила туда.
Так дай еще и подробный отчет – почему?! До сих пор не купила? Почему?! И как-то после окончания работы, я совершила его: переход на другую сторону улицы.