Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)
Шрифт:
– Буржуйка? Тем нахальнее ваше поведение. Между мной и буржуйкой не может быть ничего общего.
– Именно "буржуйка". Или "румынка". Как вам будет угодно. Не узнаете?
– Позвольте... "Румынка"... "Буржуйка"... Позвольте... Как будто бы... немножко ваша труба... мне знакома... - пролепетал фельетонист, всматриваясь в печку. - Где мы с вами встречались?
– Хо-хо! Эт-то мне нравится! Везде мы с вами встречались, дорогой товарищ. В частности, я у вас в комнате жила подряд три года - тысяча девятьсот девятнадцатый, двадцатый и двадцать первый. Вы еще меня тогда полным собранием сочинений Боборыкина топили. "Хорошо,
– Голубушка! - воскликнул фельетонист в сильнейшем волнении. Мам-мочка! Теперь узнаю! Узнаю! Ради бога! Какими судьбами? Садитесь, пожалуйста! Чайку, может быть, стаканчик выпьете? Кофейку? А я, признаться, думал, что вас давным-давно в Москве не существует.
– Вообще не существует. Но в частности, в полночь накануне Октябрьской годовщины... Иногда... В качестве, извините, праздничного призрака... специально для беллетристов... А насчет чаю не беспокойтесь, сыта по горло! Мерси!
– О, как мило с вашей стороны, что вы пришли! А то, знаете, буквально не знаю, что писать. Все в голове какие-то, представляете себе, жареные меньшевики с яблоками копошатся. То есть гуси... Обалдеть можно.
Печка укоризненно покачала головой:
– Ай-яй-яй! Нехорошо забывать спутников молодости. Нехо-ро-шо! Небось если бы не я, вы бы десять раз подохли и до девятой годовщины не дотянули. Ух какое было тяжелое время! Помните?
– Еще бы! Тяжелое, да! Но вместе с тем чудесное, незабываемое, героическое, молодое время! Вот, гражданка печка, смотрю я на вас - и передо мною всплывают одна за другой картины этого времени... Свистит буйный ветер революции. Холодно. Голодно. Коченеют руки. И вместе с тем как работалось! Замечательно работалось! Вызывает редактор. Так и так, говорит, красные части отходят от Царицына. Надо предотвратить панику. Бодрый фельетон. Через двадцать минут чтоб был на столе. Есть! И действительно... Еле в отмороженных руках держишь карандаш... Бумага рвется... И тем не менее ровно через двадцать минут у редактора на столе фельетон. Да не какой-нибудь, а огненный, страстный, ударный! Как динамитный патрон! Эх, было время!
– То-то же! А вы говорите - писать не хочется! Постыдились бы! Разленились вы, батенька, вот что! Отъелись. Обуржуились малость, извините меня, старуху, за откровенность. Говорите, что писать не о чем? Ерунда! Вспомните двадцатый год!
– Верно, правильно! - раздался тоненький голосок, и фельетонист с удивлением увидел у себя на плече довольно странную бутылочку из-под горчицы, с трубкой, воткнутой в пробку. - Что, может быть, вы и меня не узнаете?
– Н-не совсем... извините, уважаемая бутылочка... Что-то не припомню...
– Не припоминаете? Я так и знал! И никакая я вам не бутылочка! Я светильник-с. Обыкновенный бензиновый светильник образца двадцатого года. При моем свете вы писали тогда свои огневые фельетоны. Надеюсь, вспомнили?
При этих словах электрическая лампа погасла, а светильник торжествующе вспыхнул четырьмя яркими язычками пламени. Тени заметались по комнате.
– Узнаете теперь?
– Узнаю, узнаю. Как же! Милый вы мой, дорогой светильник!.. Садитесь!
На глаза у фельетониста навернулись слезы.
– А меня не узнаете?
– А меня?
– А меня?
Фельетонист вскочил с дивана и увидел, что комната наполнена множеством странных, но до боли
– Ты забыл нас, фельетонист?! - кричала восьмушка табаку, похожего на сухой конский навоз. - Это просто свинство! Это черная неблагодарность! Ты курил меня, когда писал свои пламенные агитки!
– Правильно, - поддержало березовое полено. - Он украл меня у своего соседа и при теплоте моего пламени сочинял героические стихи о взятии Перекопа.
– Он носил меня, - сказали иронически кальсоны, - когда ездил по фабрикам, выступал на устных газетах.
– И нас он носил тоже. Без нас он бы замерз! - закричали обмотки, разворачиваясь, как змеи, и извиваясь.
– А теперь он забыл о нас! Ренегат!
– Просто свинья! - возмущенно заметил фунт мяса из академического пайка. - Он иногда ел меня и товарища ячневую кашу. Если бы не мы, он бы сдох с голода.
– А я, по-вашему, что? Собака? - вспылил ломтик черного, мокрого, липкого, как замазка, колючего хлеба. - А я разве не поддерживал его в самые трудные минуты! Разве не я питал его фельетонный жар!
– Он из меня пил кипяток! - зарычала коробка с рваными краями. - Без меня бы он погиб! А теперь он смотрит на меня, как баран на новые ворота, и не узнает. Теперь он, видите ли, пьет чай с сахаром из граненого стакана в серебряном подстаканнике! Буржуй!
– Правильно! - вопили вещи.
– Фельетонист! Вспомни о нас! Вспомни и напиши фельетон... Нет, не фельетон, а поэму, чудесную, незабываемую, героическую поэму о нас, которые грели тебя, и кормили, и помогали тебе жить...
– Милые вы мои! - воскликнул фельетонист, еле сдерживая волнение, теплым клубком подступившее к горлу. - Помню вас. Помню, люблю, никогда не забуду больше! И вас помню, дорогое березовое полено! Я действительно украл вас у Сашки Ветрова, из комнаты номер одиннадцать. Но что же делать? Я коченел от холода. Надеюсь, вы не сердитесь на меня? И вас помню, о бязевые кальсоны! Вас было очень трудно стирать в холодной воде, но носились вы прекрасно. И вас, пайковое мясо. В вас, правда, было полфунта костей, но никогда ничего вкуснее я не ел на свете! И вас, дорогой дешевый табак... И вас, зажигалка, и вас, кружка, и вас, бандерольная бумага, на которой я писал героические агитки и из которой я крутил цигарки. И вас, светильник, и вас... картошка. Всех, словом! Всех вас, моих дорогих, горячо любимых, незабвенных спутников героической молодости...
Вдруг в дверь постучали. Раздался голос:
– Товарищ фельетонист! Тут у вас пришли какие-то, говорят, что меньшевики, эсеры, Деникин, Керенский, Милюков, барон Врангель и многие другие поздравлять с Октябрьской годовщиной. Просятся в Октябрьский фельетон. На чай просят.
– Гоните их к черту! Ничего я о них писать не буду. Надоело! Так им и скажите. Да смотрите, чтоб они из передней шубу не утащили! Скажите, что я занят. У меня в гостях спутники молодости. И о них я буду писать свой праздничный фельетон!