Горсть песка-12
Шрифт:
…. В 80-десятые годы можно было видеть на лавочке у аэропорта «Быково» безрукого ветерана с изувеченным старыми ожогами лицом. Он с неизбывным интересом наблюдал своими юными, голубыми, как майское небо, глазами, как взлетают и садятся самолёты…
А когда мимо проходившие лётчики отдавали ему честь — он вставал по стойке смирно и гордо приветствовал их кивком головы…
И ещё был он весёлым и смешливым, и ловко держал своими культяшками кружку пива, которую изредка позволял себе с невеликой пенсии…получив увечье, он ведь даже не был военнослужащим! А попросту вольнонаёмным
Один только раз заплакал старый лётчик- когда в 1985 году поставили памятник Героям без Золотых Звёзд — лётчикам и лётчицам ГВФ, и посадили аллею берёзок — по числу погибших пилотов…. Длинная получилась аллея…Очень длинная.
Надеюсь, в НАШЕЙ версии истории не случится того, что случилось в РЕАЛЬНОСТИ…
Не обанкротится авиапредприятие…не вырубит аллею Героев маленький, жирный, потный, с волосатыми грязными пальцами в золотых перстнях азербайджанец, чтобы построить свой вонючий, как вся его родня до седьмого колена, автосервис…а две тупорылых жертвы пьяного зачатия — Жопеску и Хулияну — не отвезут памятник в люберецкий «Вторчермет»…
Почему тупорылых? Так на вопрос приёмщика, покрытого великолепной росписью, Володи Дзержинского (реального, конкретного пацана): «Где вы, клюквенники, это взяли?!» — честно пояснили, что это был памятник, и русским сукам всё равно, так как они давно уже все подохли…
Бедный, бедный Жопеску…про Хулияну я уже и не говорю…
А снег шёл, шёл, шёл… над стылыми водами Березины, над траншеями, над путаницей проволочных заграждений….
В русских окопах дымят самодельные печурки из старых железных бочек, молочных бидонов, канистр… В траншеях хозяйственно оборудованы полочки, в стенках прорублены ступенечки, чтобы побыстрее выскакивать…
Солдаты коротают время, рассевшись на низких нарах, устланных лапником, за вполне мирными занятиями…Кто починяет одежду, кто чистит оружие, вот политрук проводит партсобрание… Ведь жизнь на войне, посреди смерти — процентов на 95 состоит из всякого рода работы, хождения туда-сюда, и просто — жизни…Вот люди и живут… не выживают, а просто живут, как кто умеет.
А кто-то в свободную минуту пишет письма…. и на фоне повседневной окопной жизни — простые, незатейливые слова (выдержки из писем подлинные):
«Здравствуйте, дорогие папаша и мамаша! Получил известие о смерти моего старшего брата. Да, убит Сережа. Уже больше не увижу его. Но слёз нет. Пусть он убит, но живы мы — Иван да Василий. Мы ещё отомстим за него, за всех, кто пал от фашистов.»
«Только вы там, в тылу, работайте как положено, укрепляйте тыл и помогайте рабоче-крестьянской Красной армии, мы скорее разобьём этих гадов, бандитов. Ну вот пока и всё…»
«Нас роскошно одели. Я, например, в жизни так не одевался- меховая шапка, полушубок, меховой жакет, суконная гимнастёрка и брюки, свитер шерст., тёплое бельё, две пары байковых портянок, валенки, варежки — и это имеет каждый красноармеец. И вот спросите, чем недовольна наша армия, из ста красноармейцев как один ответят, слабостью морозов. Термометр, как назло, не падает ниже 16 градусов, а требуется по
«Последние дни мы тесним врага. Холода загнали немцев в деревню, одеты они плохо, на плечах солдат женские шали, полотенца, тряпьё. Фронт длинный, у немцев не хватает сил на все позиции. На протяжении 10–15 км немцы держатся небольшими изголодавшимися подразделениями, едят собачье мясо…»
«Один наш боец учил пленного, обовшивевшего фашиста, как вшей бить. Ты, говорит, натолки кирпича, и посыпь порошком те места, где в белье водится вша, а потом туда же посыпь табаку. Вошь начнёт чихать, и биться головой о кирпичи.
Тупой немец слушает, а мы не выдержали, и давай хохотать. Ведь мы — то в банно-прачечный ходим раз в десять дней!»
«Говорят у нас так- у солдата каждый день праздник! Нашёл масло- значит, Масленица, нашёл яйца- значит, Пасха, а ничего не нашёл, да от кухни отстал- так Великий пост!
Был у нас тут Великий пост, совсем плохой приварок, одна мутная водица. Так мы повара- азербайджана (так в тексте) головой в кипящий котёл сунули…Прислали нам повара — хохла, и еда сразу улучшилась…Хмелёв Г.В.»
«Большинство немцев замерзает, потому что они в кожаных ботинках и летних шинелях. За русскую шапку они кричат- рус, меняю шапку на автомат! А мы им отвечаем — ничего, тебе и в пилотке хорошо»
«Живу я пока хорошо, чувствую себя тоже не плохо. Рана на голове побаливает, правда, но ничего, ещё терпимо. А на счёт питания я тебе, родная, уж писал. В общем, когда не стреляют, так бы я чувствовал себя как на курорте…(последнее письмо Соболева М.Н., «Убит при защите С.С.С.Р.»)
«Война сегодня- это ожесточённые схватки на снежных равнинах, люди уже знают друг друга, привыкли к взаимным фокусам, не удирают при виде немецких танков. Люди обозлились, возненавидели врагов всем нутром, до зубовного скрежета.
Всё чаще действуем штыком, молча или со страшной матершиной.
Наш русский боец уже глубоко задет за живое и бьётся с неимоверной яростью.»
Писавший письмо боец поднял голову и прислушался… где-то за лесом раздавался стрекот, похожий на звук работающей тракторной сенокосилки… Для русского колхозного поля — ничего обычного… но в октябре? В прифронтовом лесу?
Что-то вроде летит? Или всё-таки едет, потому что звук идёт откуда-то снизу?
Стрекот, сопровождаемый нарастающим свистом, приближался — и боец весело кивнул выглянувшему из землянки старшине: «Ого! Конец теперь немцу, видно, комбайн на него направили…»
Старшина недоуменно приподнял брови, прислушался — а потом в панике завопил: «Атанда! Мясорубка летит!!» После чего, нырнув в землянку, выскочил оттуда с красным матерчатым свёртком в руках.
«Чего стоишь? — закричал старшина замершему в удивлении бойцу — Помогай давай, а то не ровен час, опять перепутает…»
И красноармейцы мгновенно разложили на бруствере красный флаг…
А ещё через пару секунд над их головами пронеслась «мясорубка» — похожий на самолёт короткокрылый летательный аппарат со свистящим в ледяном воздухе винтом — но расположенным не как у всех самолётов, спереди — но сверху…