Горстка людей(Роман об утраченной России)
Шрифт:
«Куда вы нас ведете?» Вопрос потонул в гомоне толпы. Их подталкивали вперед без особой агрессивности, но неумолимо. Адичка держал Наталию за руку. Он так много говорил, что теперь был совершенно вымотан и только надеялся, что когда их приведут на место, то дадут хотя бы попить и поесть. Несмотря на усталость, ему казалось, что вокруг воцарилась атмосфера умиротворенности. Словно сам факт взятия их под арест успокоил страсти. Гнев толпы проявлялся пока только на словах. Ему не раз угрожали смертью, но никто еще не смел поднять на него руку.
Все это время солдаты опасливо держались в стороне. Адичка не мог бы с уверенностью сказать, была ли то военная тактика или равнодушие. Какие им дали указания? Они были вооружены, и освободить
После новых бурных споров их заперли в доме учителя, который уехал на время каникул.
Это был примыкающий к школе деревянный домишко, построенный еще Адичкиным дедом, — всего одна комнатка да закуток с умывальником. Обстановка была под стать учителю: скромная, ничего лишнего. Узкая кровать, письменный стол, два стула и полки с книгами. В углу кнопками прикреплены к стене открытки с видами Ялты и крымскими пейзажами. Адичка показал на них Наталии:
— Смотри, где ты была бы сейчас вместе с Ксенией и ее детьми. Жаль, что ты меня не послушалась.
— Да, жаль, — отозвалась Наталия с наигранной веселостью. — Я бы купалась каждый день, плавала бы часами. А вместо этого…
Она не договорила. Снаружи, облепив единственное окошко, женщины отпихивали друг друга, чтобы получше разглядеть барина и барыню. На расплюснутых о стекло лицах читалась дикая смесь любопытства и мстительной радости. Чувствовалось, что каждая готова кинуться в драку, лишь бы не уступить другим свое место у окна.
Наталия без сил рухнула на кровать.
— Я этого не вынесу… Мы для них как звери в клетке!
Ее всю трясло. По щекам катились слезы, и она не пыталась ни утереть их, ни скрыть. «Поплачь, милая, поплачь». Адичка присел рядом с женой на кровать и обнял ее. «Поплачь, потом будет легче», — баюкал он ее, как дитя. Впервые за весь этот день он совершенно пал духом.
После продолжавшихся целый день препирательств князь Белгородский и его супруга, пожелавшая разделить участь мужа, были взяты под арест и заперты в байгорской школе. Поручик патрульной роты Жержев и десять солдат стали в караул у дверей, чтобы не допустить покушения на их жизни. Крестьяне, со своей стороны, выделили два десятка вооруженных мужчин для охраны, на случай, если арестованные попытаются бежать. Около полуночи крестьяне потребовали немедленного суда над князем и княгиней. Их препроводили под усиленным конвоем в классную комнату, где сидели старожилы окрестных деревень, представители бедноты и другие, пока не установленные лица. Согласно показаниям многих свидетелей, очень скоро стало ясно, что так называемые судьи крайне возбуждены. Обвинения выдвигались одно другого нелепее, а князю не дали сказать ни слова в свою защиту. Согласно тем же показаниям, было очевидно, что судьи все до одного пьяны. Следствие покажет, каким образом и как быстро был разграблен винный погреб Байгоры. В половине второго ночи суд был окончен, и арестованных вновь водворили в дом учителя. Там, однако, они подвергались нападкам и оскорблениям со стороны совершенно пьяного крестьянства. Поручику Жержеву с помощью отставного квартирмейстера Никиты Лукича, представителя народа, удалось навести относительный порядок.
До прошлого года я состоял на службе у князя и княгини Белгородских. Их обоих я весьма уважаю. По причине моих социалистических убеждений до революции я жил под полицейским надзором. Княгине я премного обязан тем, что
В ночь на 14 августа все в округе были мертвецки пьяны. После судилища, позорного для дела, за которое мы боремся, князя и княгиню снова посадили под замок. Пьяная толпа принялась швырять в дверь учительского дома бутылки из разграбленного господского погреба. Когда же кто-то добрался до единственного окна и попытался его разбить, я собственноручно вызвался помочь поручику Жержеву и его солдатам. Товарищи меня корили и стыдили, мол, я предал революцию. «Неужто это и есть революция, о которой я так мечтал? — отвечал я им. — Да вы просто пьяные скоты!» Все же толпа прекратила бесчинства. Мне, однако, было ясно, что жизнь князя и княгини в опасности. Можете мне не поверить, учитывая то, что случилось потом, но я точно скажу: их любили и среди местных у них еще оставались защитники. Двоих крестьян могу назвать, одного конюха, одного садовника. Мы с ними и поручиком Жержевым решили так: пока все валяются пьяные, поможем князю и княгине бежать. А чтобы все устроить, попросим пособить графа Ловского. В четыре часа утра мы постучались в его дом…
Когда мы явились, граф Ловский еще не ложился, так как слух об аресте князя и княгини уже распространился по округе. Он был очень встревожен. Мы обрисовали ему ситуацию в общих чертах, так как нельзя было терять времени. Я лично попросил у графа разрешения оседлать двух его лучших лошадей для побега князя и княгини. Я полагал, что всеобщее пьянство нам на руку и что лучше рискнуть, чем оставить князя и княгиню озверевшей толпе. Граф Ловский решительно отверг мой план: он был уверен, что нас всех поймают и убьют. Мы с товарищами вернулись в Байгору ни с чем. Я теперь все время думаю: должно быть, мы совершили непоправимую ошибку. Эта пьяная толпа была нам, по крайней мере, знакома и, наверно, не так опасна, как тот отряд ехавших с фронта вооруженных дезертиров, которые позже растерзали князя.
Бледный утренний свет проник в комнату, и Наталия внезапно проснулась. Было свежо, и она натянула на себя английский непромокаемый плащ. Вторым таким же плащом они занавесили окно, чтобы укрыться от глаз толпы. Это Костя, дворецкий, вчера вечером ухитрился передать им корзину фруктов, воду и два плаща.
Адичка спал на полу у кровати. Наталия не решалась шевельнуться, боясь разбудить его. Эта ночь была ужасна. Мучительное ожидание взаперти, бесновавшаяся вокруг домика толпа; потом — нелепая пародия на суд, на который их притащили силой; невозможность как-либо защититься. Сколько это продолжалось? Наталия не знала. Не могла она понять и смысла всего этого балагана. Крестьяне издевались над ними, потом, словно игра им вдруг прискучила, спровадили обратно в домик. Она с содроганием вспомнила те долгие минуты, когда швыряли бутылки в дверь: звон бьющегося стекла и радостный рев мертвецки пьяных крестьян. Кончилось это, правда, так же внезапно, как и началось. «Мир обезумел!» — воскликнул Адичка, после чего опустился на колени и стал молиться.
Утренний свет, хоть и приглушенный плащом, уже освещал комнату. Тишина после ночного шума казалась странной. Можно было подумать, что все в округе спят непробудным сном. Наталия не слышала петухов, да и ранние птицы почему-то не спешили петь свои песни. Улетели они все, что ли, из этих мест?
Адичка вдруг застонал во сне. Сдавленным рыданием словно прорвалось наружу безмерное и безутешное горе. Рука Наталии потянулась разбудить его нежной лаской. Но пальцы ее застыли в воздухе. Только теперь, при утреннем свете, она увидела нечто ошеломившее ее: короткая бородка мужа и его волосы стали совсем седыми. За одну ночь.