Горячая весна 2015-го
Шрифт:
– Мы попали! – сделал очевидный вывод молодой парень. – Повезло, нечего сказать!
– Бабушка, мы не поедем? – захныкал карапуз. – Я к маме хочу!
– Поедем, конечно, поедем. – Она погладила головку мальчугана чуть дрожащей рукой. – Поедем.
22 сентября 2014 года. Таллин, Эстония
День освобождения Таллина от немецко-фашистских войск в новой независимой Эстонии переименовали в «День сопротивления». Посвящен он был памяти «лесных братьев», служащих эстонского легиона SS, и прочих лиц, боровшихся с советской властью. И теперь радиорепродукторы, установленные на подходе к воинскому кладбищу Таллина на высоких столбах, монотонно бубнили: «Двадцать второго сентября тысяча девятьсот сорок четвертого
Таллинцы шутили, что первейшей «деструктивной силой» явилось правительство Эстонии, раз уж оно в полном составе с утра пораньше собралось на военный парад на площади Вабадузе. Центр города был перекрыт стянутыми со всей страны нарядами полиции, но масса людей, не согласных с официальной трактовкой истории, собиралась здесь, на воинском кладбище, где могилы погибших при освобождении Таллина советских солдат утопали в цветах. Двадцать второе сентября тут продолжали называть «Днем освобождения», а если, согласно официальной трактовке, и говорили «День сопротивления», то вкладывали в эти слова совсем другой смысл.
Среди собравшихся в большинстве своем не присутствовали активисты русских политических объединений, подвергнутые накануне шестидесятилетия памятной даты «превентивному однодневному задержанию». «КаПо», иначе полиция безопасности, сработала достаточно четко, предъявив всем им обвинения в деятельности, потенциально опасной для безопасности Эстонии. Однако это привело к непредвиденным последствиям, так как, лишившись лидеров, люди, не поленившиеся прийти на кладбище в этот объявленный нерабочим днем понедельник, начали самоорганизовываться, и настрой у них был довольно решительным. Никто бы не смог сказать, у кого именно возникла идея установить памятный венок на Тынисмяги, там, где ранее стоял снесенный режимом памятник советским воинам, возможно, она совершенно независимо пришла в головы разным людям. Но, так или иначе, около семнадцати часов, когда старшее поколение с кладбища в основном разошлось и инициатива перешла к молодежи, эта идея завладела умами, и с кладбища выплеснулась на таллинские улицы не слишком организованная, но многочисленная и решительно настроенная толпа.
Руководство таллинского полицейского департамента, уже совсем было решившее, что крупных неприятностей в праздничный день удалось избежать, поняло, что обрадовалось рано. По прямой от воинского кладбища до Тынисмяги было меньше двух километров, а отлавливать группы русской молодежи в лабиринтах городских улиц было занятием неблагодарным. Поэтому полицейское руководство отдало приказ специальному подразделению немедленно перекрыть подходы к цели незапланированного шествия и начало собирать патрульные группы в районе Пярнуского шоссе, надеясь, что, получив надежный отпор, митингующие разойдутся.
Возможно, все бы так и произошло, если бы в районе улицы Татари навстречу процессии русской молодежи с перевитым гвардейскими лентами венком не попалась группка местных нацистов из «Эстонского национального движения» – ERL. Нацистов было меньше, но они уже были подогреты как атмосферой праздника, так и приемом горячительных напитков, и их главарь, распахнув на груди куртку, чтобы всем был виден написанный на футболке лозунг «Kommarid ahju!» («Коммунистов в печь!»), ринулся отбирать венок. Через минуту, получив сообщение о массовой драке, к месту происшествия были направлены патрули полиции. Одновременно с ними помощь начала приходить к обеим сторонам конфликта. Полицейские, для которых за последние несколько лет разгон массовых митингов
Всех задержанных доставили в порт, где один отдельно стоящий пакгауз давно уже использовался «КаПо» на постоянной основе.
Два мордоворота в форме эстонской полиции, но без обязательных табличек с именем и фамилией на груди опустили дубинки, глядя на распростертое на бетонном полу тело.
– Не загнется? – спросил один.
– Не, – помотал головой второй. – Тибла, они живучие. Ничего, будет оккупантам наука. Тащите этого отсюда и давайте следующего.
Потерявшего сознание быстро вытащили за дверь, а из другой двери втащили молодого белобрысого паренька с испуганным взглядом серых глаз. Руки у него были стянуты за спиной, и после того, как в пакгаузе его несколько часов продержали на корточках, он едва держался на ногах.
– Фамилия – Осиновец, – прочитал один из мордоворотов. – Имя – Виктор. Еще один чертов тибла. О! Смотри-ка, он даже гражданин!
– Осиновец… – задумался второй мордоворот. – Что-то фамилия знакомая… Не брат ли нашего чемпиона? По биатлону?
– Да какая разница? – пожал плечами первый. – У нас же чисто воспитательная миссия.
Второй довольно ощерился и поднял дубинку.
15 октября 2014 года. Латвия, Рига
Внеочередной саммит организации «Балтийское измерение», на уровне министров иностранных дел, собрался в Риге по просьбе прибалтийских государств. В некотором роде эта встреча, носившая статус рабочей, была даже более важна, чем широко рекламируемые встречи глав государств и правительств. Потому что главам остается только подписать документы, подготовленные нижележащими уровнями бюрократической пирамиды, именно на подобных совещаниях.
В результате дипломатического противодействия России альянс внезапно оказался на грани раскола. Спасать ситуацию срочно прилетел советник президента США по национальной безопасности Оскар Шаняк. Сейчас он сидел в ряду министров стран «Измерения» и, морщась от головной боли, делал в блокноте пометки. Ситуация не радовала.
«Элита» прибалтийских республик, добившаяся независимости для своих стран в начале девяностых годов двадцатого века, первоначально жила за счет распродажи всего, что было создано во времена СССР, и простодушно полагала, что так будет всегда. Прибалтика, никогда не славящаяся развитой металлургической промышленностью, до середины девяностых была мировым рекордсменом по экспорту лома цветных металлов. Потом русские начали наводить у себя порядок и этот бизнес «приказал долго жить». Тем не менее правящие круги новоявленных государств цинично полагали, что деваться России некуда – она зависит от портов на Балтийском море, которые теперь оказались их единоличной собственностью.
Русские в ответ грозились реконструировать оставшиеся в их распоряжении портовые мощности или построить новые порты. Но всерьез относиться к подобным заявлениям со стороны государства, чей валовой национальный продукт был меньше такового у города Нью-Йорка, никому не приходило в голову. Потом Прибалтику приняли в ЕС, и прямые дотации Брюсселя заняли прочное место в бюджетах составляющих ее стран.
Увы, все хорошее когда-нибудь кончается. Общий кризис Европейского союза самым неблагоприятным образом отразился и на прибалтийских государствах. О денежных вливаниях прошлых лет теперь приходилось только мечтать. А политика нападок на Россию, которая, по сути, являлась стержнем их независимости, внезапно явила прибалтийским этнократиям свою неприглядную изнанку.