Горячая зола

Эдвардс Касси

Сердце Мэгги забилось, затем словно остановилось, когда она с недоверием посмотрела на Тихий Голос.

– Мой ребенок сосет грудь другой женщины, – произнесла она, задыхаясь. – И ты говоришь, что таков был приказ Соколиного Охотника?

Наконец ей удалось приподняться на локте.

– Ты лжешь! – громко крикнула она, и слезы снова полились из ее глаз. – Соколиный Охотник не сделал бы этого. Иди и немедленно принеси моего ребенка!

И снова мягкие руки удерживали ее на кровати, когда она начала биться, пытаясь встать.

И снова она упала навзничь,

совершенно обессиленная. Ее охватила волна гнева, и Мэгги яростно взглянула на Тихий Голос.

– Это все твои происки и ты это знаешь, – сказала она сквозь зубы. – Когда Соколиный Охотник вернется и узнает, что ты сделала, ты пожалеешь об этом.

Пожилая женщина спокойно взяла Тихий Голос за руку и вывела ее из вигвама, затем вернулась и стала у кровати.

– Ты не права, что ссоришься с Тихим Голосом, – мягко сказала женщина. – Мы все здесь по велению Соколиного Охотника. Ребенок был отнесен к многодетной Жене тоже по его приказанию. Теперь отдохни.

Когда Соколиный Охотник вернется, ты сможешь получить все ответы на свои вопросы. Мы же не вправе этого сделать.

Мэгги закрыла глаза, стараясь не думать о том, что ее дитя сейчас находится у груди другой женщины. Если она позволит себе об этом думать, то может просто сойти с ума.

Одна из женщин подошла к Мэгги с чашкой супа.

– Ты потеряла много сил и крови при родах, – сказала они, заставив Мэгги открыть глаза. – Ты должна есть, чтобы восстановить силы.

Мэгги отвела свой взгляд, все еще не веря в то, что с ней произошло. Как-то вдруг, совсем не по собственному желанию она оказалась в мире, полностью отличном от ее собственного. И хотя Соколиный Охотник был очень добр по отношению к ней, и даже открыто заявил о своей любви к ней, она начала сомневаться во всем, что он ей когда-либо говорил. Она чувствовала себя скорее пленницей, чем любимой!

Зная, что ей действительно необходимо восстановить силы, чтобы вернуть свои права женщины и матери, Мэгги приподнялась, пытаясь сесть, и взяла чашку с бульоном из кролика. Осторожно поглядывая на женщин, она с жадностью съела весь суп и попросила еще.

Позже, оставшись одна, она боролось со сном. Ей хотелось дождаться прихода Соколиного Охотника, чтобы наброситься на него с вопросами с обвинениями.

Но вскоре ее одолела слабость, и Мэгги перестала сопротивляться, тихо рыдая и моля о том, чтобы боль ушла из ее сердца.

Уютно лежа под одеялами у костра, Фрэнк Харпер внезапно проснулся. Он сел и огляделся вокруг, затем посмотрел на небо: солнце начало вставать, заливая ярким красным светом горизонт. Он отшвырнул одеяло в сторону, встал в полный рост, потянулся, затем посмотрел вниз на гаснущие угольки костра.

– Какой ужасный сон, – сказал он, встав на одно колено перед кострищем, чтобы подбросить свежих дров. – У Маргарет Джун родился ребенок? Проклятье, ведь он может быть моим!

Он содрогнулся, снова улегся у огня и неожиданно засмеялся, спрашивая себя, к чему снятся подобные сны. Для него этот сон был сущим кошмаром.

Всеми фибрами своей души

он ненавидел детей.

Рядом с ним никогда не будет этих пронзительно кричащих отродий, ни одного, пусть даже он и будет их отцом!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

На следующее утро Мэгги проснулась, ощущая совершенно другую боль. Со стоном она сунула руки под одеяло и провела ими по мягкой ночной рубашке к грудям. Они болели и испытывали трепетную дрожь. Когда она взяла их в свои ладони, то нашла их твердыми и тяжелыми.

Инстинкт ей подсказывал, что боль будет устранена, если ребенок будет сосать ее. Молоко должно выйти из груди.

– Я хочу своего ребенка, – рыдала она, легонько массируя груди, хотя и понимала, что это только усиливает боль.

Она повернулась на бок спиной ко входу и натянула поверх себя одеяло. Ей захотелось снова сбежать в темную пустоту сна, забыть боль… забыть Соколиного Охотника.

Внезапное ощущение чьего-то присутствия позади нее заставило Мэгги медленно повернуться. От возбуждения и облегчения лицо ее порозовело… Она увидела Соколиного Охотника, который стоял, надежно держа ребенка на своих руках.

Хотя она не могла видеть ни лица, ни тельца ребенка, который был уютно завернут в одеяло, Мэгги знала, что малыш был ее, и что она была неправа, ненавидя Соколиного Охотника. Сейчас было ясно, что те, кто забрал у нее ребенка, поступили плохо. Они, конечно же, неправильно поняли распоряжения Соколиного Охотника.

Набравшись немного сил, моментально забыв о боли в грудях, Мэгги села на кровати, сияя, со слезами на глазах от счастья. Она протянула руки, чтобы взять ребенка.

– О, спасибо, спасибо, – прошептала она. – Ты принес мне мою малышку, Соколиный Охотник, пожалуйста, дай мне ее. Я так хочу ее подержать. Из-за Тихого Голоса я даже еще не видела близко свою дочь.

Соколиный Охотник осторожно положил ребенка в протянутые руки Мэгги. Он стал на колени рядом с кроватью и нежно провел пальцами по бровям Мэгги, наблюдая, как она разворачивает одеяло и со слезами на глазах разглядывает свою крошку.

Он тоже долго разглядывал ребенка на развернутом одеяле. За свою жизнь молодой индеец видел много младенцев, но у них была нежная кожа цвета меди и темные глаза.

У этого ребенка кожа была очень светлой, с розоватым оттенком, и золотисто-красные кудряшки на голове. Ребенок спал, и он не мог видеть глаз, но он уже знал, что они были синими.

Это не озадачило его. Он бы, конечно, предпочел, чтобы у ребенка, которого он собирался воспитывать, были бы темные, как у него, или серые глаза, как у его любимой. Но он уже принял их синий цвет, уверенный в том, что таков был цвет глаз ее отца. Для себя он уже даже дал имя ребенку…

Небесные глаза.

Да, она будет воспитываться с именем арапахо – Небесные глаза.

Мэгги все любовалась своей дочерью, не в силах не улыбаться, прикасаясь к ней повсюду: от ее головки до крошечных пальчиков на ногах. Она вздохнула, когда пальчики ее дочери ухватились за ее палец.