Горячее лето

Терещенко Григорий Михайлович

Многие его предостерегали: мол, сломаешь голову. Конечно, сломать не трудно. А легче подать — заявление и уйти по собственному желанию? Но он не подаст такого заявления. Готов уйти с треском. Многое сделал. А за свою репутацию не боится. Дела всюду — лишь поспевай! Но работать, как в первом механическом цехе: "стук-грюк", аби з рук, — не станет. Он коммунист. Его партия обязала делать качественно и эффективно. Если не он, начальник цеха, так кто же будет болеть и отвечать за качество? Прежде всего он. Все коммунисты — от рабочего до директора. И хорошо, что партком, наконец, взялся решать этот важный

вопрос. Видимо, Слесарев постепенно выходит из-под влияния директора завода. И пора. Собственно, за это и на парткоме его поддержали.

3

От волнения лицо Привалова не раскраснелось, а, наоборот, осунулось, побледнело. Он не знал, как решить проблему с "Сибиряком". Те, на которых он собирался опереться в работе, теперь тычут палки в колеса. И кто? Коваленко. Он же все это закрутил. От него пошло. А как разговаривал с ним: "Я рапорт по собственному желанию не подам!" А тихоня Слесарев? Кто его в секретари парткома рекомендовал? Директор завода. Говорят, мол, Привалов подмял секретаря парткома. Ничего себе подмял! Слесарев слишком скоро почувствовал свою власть. Его словно подменили.

А Ручинский! Герой! Врывается в кабинет! Кто подписал представление на Героя? Привалов. Вот. Этой рукой подписал.

На три месяца перенести выпуск автомобиля! Нет, ни в коем случае! Любят нынче поговорить о рутинерах-директорах и молодых новаторах. Молодость — это еще и неопытность. В Москве его чуточку знают.

Волна неприязни к секретарю парткома, начальнику второго механического цеха и токарю Ручинскому росла.

Сердце наполнялось обидой и протестом. Привалов, кажется, впервые вспомнил о признаках старости… Сделал движение руками, левой ногой: ого, конь еще не изъездился!

"Я пришел как друг", — сказал Слесарей сегодня.

Ничего себе друг — требует отсрочки выпуска "Сибиряка" на три месяца. Убиться и утонуть!

Привалов собирался заручиться поддержкой у первого секретаря горкома, но тот, наверное, был уже поинформирован. Правда, принял вежливо, по-свойски.

— Что там у тебя?..

А про Японию ни слова. Вроде Привалов там и не был. С поездки в Японию именно и собирался начать беседу Павел Маркович…

И Привалову пришлось рассказать о "Сибиряке", правда, обходя острые углы.

— А сам-то разобрался? Смотри!.. А секретарь парткома у вас хоть и молодой, но дельный.

— Молодой не так в возрасте, как по работе.

— Имейте в виду, если посыплются рекламации, крепко спросим прежде всего с вас, Павел Маркович, и Стрижова. И Слесарева не обойдем. Гуманность гуманностью, а непримиримость в таком деле необходима…

Секретарь, наверное, стал догадываться, что линия Привалова и Стрижова устарела. Он, как секретарь горкома, переоценивал деятельность Привалова. Глубоко не вникал в дела. Надеялся. А ведь завод — это зеркало Зеленогорска. И есть смысл немедленно вмешаться ему в дела заводские.

Ушел директор от Костенко, и что-то тяжелое навалилось на сердце, и никакими силами не сдвинуть, не свалить. Началось! Но ничего, не привыкать.

Дома Павел Маркович хотел по душам поговорить с женой. Но только начал, как она оторвалась от своих книжек и тетрадей, и, точно выговаривая своему ученику, сказала:

— Я тебе давно говорила,

что после шестидесяти надо идти на пенсию. Уйдешь раньше — больше протянешь. А то, как твой заместитель, за рабочим столом дуба врежешь. Старость свое берет.

— При чем тут старость? Старость! — вошел в раж Павел Маркович. — Пусть стучит старость! А мы все окна заколотим! В дверь постучится — заколотим и дверь! Нет, рано меня списывать в обоз! Рано!

— Постой, директор, а как же мы с заколоченными окнами и дверями жить будем? Чем дышать?..

— Пенсия, пенсия… А сама чего же не уходишь? Тоже не молода — настукало…

— Я уже свой класс доведу до выпуска. Год остался…

У Привалова отпала охота продолжать разговор. Вот тебе и "нет лучшего друга, как верная супруга". Ну, это тыл. А на кого же теперь он будет опираться в работе? Не на Найдорфа же? Ему завтра же надо предложить уйти на пенсию. Нет, немного погодя. А ехал сюда — словно летел, какие радужные мысли были. И, стиснув зубы, Привалов подумал: "Я уже не тот, что делал автомобили, которые были удостоены Золотой Брюссельской медали. Улыбнется ли мне еще такая фортуна? Вряд ли. Медали мировой выставки в Брюсселе могут быть удостоены машины, которые сделают Слесарев и Коваленко. Если Коваленко удерживать от не всегда обдуманных поступков, из него выйдет незаурядный создатель тех машин, которые необходимы завтра. Его можно выдвигать, брать себе в помощники. Только человек он ой какой неуживчивый, норовистый, бескомпромиссный".

4

Когда Стрижов после совещания с технологами и конструкторами появился в приемной, секретарь подала ему телеграмму:

— Пришла на имя директора, а фамилия ваша.

Он уловил ее дружеский и испытывающий взгляд. Она-то знала, кому вручить эту телеграмму.

Стрижов развернул бланк и торопливо пробежал глазами. Смысл написанного почти угадал. Из северного леспромхоза сообщали, что два опытных "Сибиряка" вышли из строя. Полетели мосты, полуоси.

Полуоси!..

"Да, такие телеграммы могут добить меня окончательно, — тревожился Стрижов. — Ах, как не вовремя она пришла! А все эта проклятая торопливость. Теперь с меня спросят. А мог не торопиться? Просто не придал серьезного значения. Все планом занимался. А дни бежали. А ведь, собственно, первый, кто меня предупредил, был сын. Раньше другие машины выходили с такими полуосями. Из этой же стали делались. Правда, тоже сворачивались, по не так быстро и не в таком количестве.

Добавилась всего одна тонна веса. Неужели северный рельеф местности так воздействует на полуоси? Авось пронесет на этот раз?"

Раньше бы Стрижов так не реагировал на всё это. Но сейчас, после заседания парткома? Перед самым назначением его на новую должность? Директор привез эту новость. Его собираются в министерстве перебросить директором Подольского механического завода. Хоть и завод поменьше, но… директором.

"А может, оставить все к черту и уйти простым инженером? — почему-то подумал он. И тут же отбросил и эту мысль. — Это никогда не поздно. Может, подать заявление об уходе с завода и уехать совсем отсюда? Не уволят. Не простой инженеришки, которых по законоположению через две недели отпускают. Заявлением только себе навредишь".